|
СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВЫ
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ХОЛОКОСТ:
Девятнадцать дней немецко-польской войны и российская власть в Ружанах
Отклики к написанному
В Ружанах во времена нацистов
Я проезжал через Ружаны в дни нацизма
Отклики к написанному
«Все дорого мне...»
В немецком плену
Что я пережил, когда вернулся домой
Яков Меир Марухник
В память о Ружанских мучениках
Любимый и милый
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ХОЛОКОСТ
{150}
Девятнадцать дней немецко-польской войны
и российская власть в Ружанах
Моше Лев (сын Якова Мишеля Лев)
Перевод Джерролда Ландау
В начале войны между Германией и Польшей страх приближающегося нацистского врага нахлынул на евреев. Этот их страх усиливался с быстрым наступлением немцев. Затем мы узнали в Ружанах, что противник приближается к Брест-Литовску. О чем-то подобном никогда не приходилось слышать раньше — чтобы такие большие территории были завоеваны за такое короткое время. Все задавались вопросом, как могло случиться, что немцам удалось за несколько дней пересечь сотни километров территории противника? Как они смогли так глубоко проникнуть в страну противника по взмаху одной руки? И когда пришла новость, что немцы с шестью танками достигли близлежащего города Пружаны, молодежь Ружан бежала в Батун [? не знаю, какой город имеется ввиду, Batun - "לבוטן". Возможно "Бытень", но тогда почему именно туда?] по пути в Россию. Лейбель Бабич (брат Моше) приехал к тем, кто бежал, на велосипеде, и сообщил им, что немцы отступили, и что Белоруссия в сторону Бреста, включая Ружаны, будет в составе России.
Молодежь вернулась. Неевреи из деревни Березница, которые были известны как коммунисты, вооружившись сразу прибыли в Ружаны и организовали охрану города. Поляки бежали.
17 сентября мы с нетерпением ждали прибытия русских. Мы пошли приветствовать их с цветами в наших руках. Нам сообщили о приближении русских из близлежащего города Слоним. Была большая радость, когда прибыл их первый танк. Все желали друг другу «Мазель Тов» [Mazel Tov, «хорошее везение» — еврейское поздравление].
Начался новый режим. Русская милиция [в английском тексте — police] и почта были размещены в двухэтажном доме Соболя [Sobol]. Оттуда молодые коммунисты руководили гражданскими вопросами. Дела вели Давид Рабинович [David Rabinowich], ставший директором лесопильни и мукомольни [в тексте — flower mill] Пинеса; и Хайкель Виссоцки [Chaikel Wissotzky] (сын Симха [Simcha], шляпник), который стал директором прядильной фабрики. Яков Маир Марухник [Yaakov Meir Maruchnik], кожевник с «Другой стороны реки» [“Other Side of the River”] Лайн [Lane], ранее не бывший известным как коммунистический активист, стал с тех пор одним из самых активных членов коммунистического движения. И естественно, что, когда началось коммунистическое правление, он был назначен властями представителем в Минском Совете.
В первые дни русского правления беспорядки навалились на город. Несколько богатых людей и торговцев из города, в том числе Ной Пинес и его семья, Хаим Тарн и его семья, и Екутиэль Шерман были депортированы в Сибирь. Трудности начались в самом городе. Магазины, все еще остававшиеся открытыми некоторое время, закрылись. Кроме того, частные торговцы не смогли сохранить свою независимость и были вынуждены присоединиться к одной из кооперативных групп, получая рабочую зарплату. По большей части рабочие остались без работы. Я, например, работал на портного Хаима Кимермана. Его присоединили в кооператив портных, потому что у него была машинка, но я, как сотрудник, не был принят по той причине, что у меня не было машинки, поэтому меня уволили с работы.
Я был вынужден работать в лесу. Поскольку у меня не было работы в городе, были подозрения, что отправят меня [1] {151} на работу из моего города в другое место. В любой момент могла открыться дверь и один из молодых коммунистов — Дэвид Рабинович, Хайкель Виссоцки, братья Каганович и Шейндель Йосельвич — могли прийти и сообщить мне, что я должен ехать на работу в такое-то место, то есть за пределы нашего города. Это действительно произошло. Однажды меня отправили копать канал возле Кобрина, где русским потребовались рабочие. Молодые активисты города как обычно выполнили их требования. Я был очень счастлив, когда вернулся домой, потому что держать запас продуктов в собственном доме было более безопасно.
Поэтому я приложил усилия, для получения работы в городе, чтобы иметь возможность здесь оставаться. Я работал над добычей глины и на других работах, как записано «на глине и кирпичах», чтобы меня не отправляли за пределы города.
Трудно было доставать хлеб. Чтобы сделать это, нужно было подняться ночью и занять очередь, чтобы быть среди первых, кто получит килограмм хлеба. Люди тратили много времени, стоя в очереди. Были такие, кто откладывал свой паек [allotment], а затем снова вставал в очередь, чтобы получить дополнительный килограмм, а что человек не сделает для себя и своей семьи? Люди также получали одежду, стоя в очереди в течение долгого времени. Люди также стояли в очереди, чтобы получить алкоголь, даже те из них, кто не использовал его для питья, а скорее для продажи. Водка выдавалась по дешевой цене, а затем продавалась по завышенным ценам, что, конечно же, пополняло бюджет человека.
23 апреля, за два месяца до начала войны между Германией и Россией, русские подготовили [призыв] людей возрастной группы 1918-1919 годов. В то время в список призывников из Ружаны включили: меня, Йосефа Льва, сына Якова Мишеля Льва - сапожника (сегодня в Земле Обетованной); b) Моше Бабич (сегодня в Земле Обетованной); c) Моше Фоксман — внук Хаши Малки (сегодня в Земле Обетованной); d) Итша Йоша Бразовский, сын Рафаэля Котлье. Он был убит в результате несчастного случая в Польше во время езды на велосипеде после войны; e) Ицхак Гамерман, пропавший без вести, по-видимому, погиб во время войны; f) Яков Слонимский, внук Лейбички, доктор (сегодня в Америке). Однако русские не призывали всех в эту когорту, те, кому они не доверяли, не были призваны и получили «освобождение». Среди них были Моше Карлински, сын бывшего богатого человека Аншеля и другие. Через короткое время были также подготовлены следующие люди: g) Моше Берман, сын Шломи Стьер (сегодня в Ленинграде); h) Буля Кролицки, сын Симха Брукирера (укладчик дорог).
После призыва я покинул город и я был отрезан от всего, что там происходило.
От Моше Льва (сына Яакова Мишеля Льва)
Меир Соколовский
Перевод Джерролда Ландау
Роза Михновски |
С приходом русских последовали несколько недель и месяцев, когда все привыкали к новым условиям жизни. Торговцы, чьи магазины были ликвидированы и закрыты, остались без хлеба [2]. Многие другие жители города также остались без средств к существованию. Обе группы искали работу, чтобы поддерживать себя. Они переходили с работы на работу, потому что не могли привыкнуть к тяжелым условиям труда из-за своего старшего возраста или потому, что работа, которую они начинали, закончивалась, и они должны были искать {152} другую. В большинстве случаев зарплата была недостаточной для проживания. Роза Михновски [3] пишет:
«Я зарабатывала только 180 рублей в качестве учителя, и это лишь с трудом обеспечивало мои нужды. Отец работал и зарабатывал всего 150 рублей».
Как Роза вдруг стала учителем во времена русских? Мы узнаём об этом и многом другом в те дни из писем Давида-Ноя Соколовски [4]. В его письме от 14 мая 1940 года говорится:
«Мы не пострадали во время отступления польской армии. Шимон [5] вернулся из армии. Отец работает. Мы здоровы, зарабатываем деньги и довольны. Немцы не дошли до нас. Сегодня мы чувствуем себя спокойно и безопасно под защитой могущественной Красной Армии, и на нашей великой родине СССР я организовал школу в городе. Этель и Михла [6] проходят краткий курс, который позволит им быть учителями. Роза тоже с ними. Они получают стипендии, дающие возможность им учиться и проходить курс».
В своем письме от 9 сентября 1940 года он рассказывает: «Этель и Роза уже работают учителями в деревне Крупа [Krupa], а Михла [Michla] в деревне Полонск [Polonsk]». Но вот Давид-Ной долгое время не жил в городе, как описано в его письме от 22 сентября 1940 года:
«Я уже не живу в городе, а скорее в деревне под названием Мильковичи [?Milkhovich - "מילכוביץ׳", может быть Милейки, как раз в 14 км от Ружан], в 14 километрах от Ружан. Я приезжаю в город один раз в неделю в «выходной» день». (Это в воскресенье — выходной день для всех, независимо от религии и национальности).
Из этого письма мы узнаем, что еврейская Суббота не существовала как день отдыха для евреев в эпоху России. Оттуда исчезла не только суббота. Еще до этого исчезла Тарбутская еврейская школа [Tarbut Hebrew School]. Мы читаем об этом в письме Давида-Ноя от 2 ноября 1940 года:
«Повезло Мириам [7], поскольку она закончила свой год успешно, несмотря на ненормальные условия. Она училась в шестом классе в гимназии и за короткое время была вынуждена сменить язык обучения. Сначала она училась в Тарбутской еврейской гимназии, где языком обучения был иврит. Когда она была закрыта властями, ее вынудили перейти в польскую гимназию, причем языком обучения был национальный язык. Оттуда она переведена в белорусскую среднюю школу, а белорусский язык стал языком обучения.
В письме от 13 января 1941 года говорится, что Мириамка не огорчалась и закончила учебу с отличием.
Скитания Давида-Ноя еще не закончились, и он говорит в своем письме от 27 февраля 1941 года:
«Я изучаю немецкий язык в под-институте [? Pod-Institut] в Белостоке. Когда я закончу эту школу высшего уровня, я смогу учить немецкому языку в средних школах. Напишите мне {153} по адресу «Ружаны», потому что мой собственный адрес не является постоянным, как вы поняли. Некоторое время я был в своем городе, потом меня перевели в деревню, и теперь я в большом городе Белостоке. К тому времени, как вы ответите мне, я вполне могу оказаться в другом месте.
Последние слова и в другом предложении одного из своих последних писем: «О, если бы мы увидели конец войны и смогли увидеть друг друга или хотя бы услышать хорошие новости друг от друга» — можно понять, он чувствовал своим сердцем, что может произойти. Но на самом деле, произошло внезапно гораздо большее, чем мы могли предполагать, и гораздо большее, чем мы или они могли даже описать.
Меир Соколовский
|
