Утром 24 февраля 1972
года на командный пункт Северного флота поступила информация: в Северной
Атлантике после пожара на глубине всплыла атомная подводная лодка,
находившаяся на боевой службе. Есть человеческие жертвы. Субмарина не имеет
хода. В район аварии был немедленно послан крейсер “Александр Невский” с
резервным экипажем для лодки и командным пунктом из специалистов управлений
флота во главе с вице-адмиралом Л.Г. Гаркушей.
Из воспоминаний Александра Медведева:
«Нас, первый экипаж, подняли по тревоге 24
февраля в 11 часов дня. В головах были разные версии: что случилось, как
случилось, где случилось и почему? Информации никакой не было. Форма одежды
- бушлаты и срочная погрузка на катер. Нас очень быстро доставили на
Североморский рейд, где стоял под парами легкий крейсер "Александр Невский".
Экипаж быстро перешел на корабль и нам определили место в свободном кубрике
на второй палубе. Четверо суток до места аварии лодки в штормовом океане при
полном ходе крейсера не первой молодости дали о себе знать. <...> За бортом
волнение 6-8 баллов. <...> Во время этого похода на крейсере смыло за борт
вахтенного моряка на баке. Поднять его не смогли - поздно заметили потерю.
<...> На четвертые сутки похода в носовой части образовалось отслоение
обшивки форштевня. Затоплена часть носовых герметичных отсеков. Крейсер
имеет носовой дифферент порядка полутора двух градусов. В назначенную точку
прибыли с сильным дифферентом на нос.»
|
Вслед за крейсером вышел
спасатель СС-44, но еще в Кольском заливе его выбросило штормом на камни.
Еще во время перехода был получен приказ срочно представить план спасения
лодки. Причем никакими дополнительными сведениями в каком же состоянии К-19
это указание не подкрепили. Прямой связи с К-19 не было, и нам пришлось
строить гипотезы.
* * *
25 февраля. Из воспоминаний Локтионова:
«Первым кораблем с которым была установлена
связь был гражданский сухогруз. В это время я еще не знал о погибших
товарищах, не было времени уходить из рубки, потому что каждый занимался тем
чем должен заниматься по боевому расписанию.
Выйдя на мостик подышать
я увидел что-то накрытое брезентом. Это были Хрычиков и Марач. Только увидев
их я понял произошло страшное, неотвратимое.
Вахту в рубке несли постоянно, но эфир был чист.
И вот наконец услышали сухогруз и через некоторое время увидели вдалеке.
Настроение поднялось.»
|
* * *
Табличка с номером подводной лодки К-19 |
26 февраля. Только через двое суток, 26 февраля первое судно
подошло к аварийной подводной лодке, это был теплоход «Ангарлес». К этому
времени разыгрался сильный шторм. Волны перекатывались через надстройку и
захлестывали рубку. Спущенный с судна спасательный катер попытался подойти к
лодке, чтобы передать буксирный конец. Они пытались завести буксирный конец.
Смыло за борт мичмана Красникова, в воде оказался и мичман Бекетов.
К счастью, их сразу же вытащили за страховочные концы. Волны бросали лодку
как щепку.
В тот же день, 26 февраля на большой противолодочный корабль (БПК)
«Вице-адмирал Дрозд» из
Главного штаба ВМФ пришла телеграмма: срочно заправиться от танкера и идти
спасать терпящую бедствие в Бискайском заливе подводную лодку. Этот корабль
должен был следовать с мыса Каблан в Южную Атлантику с заходом на Кубу.
3 марта. За пять
суток “Вице-адмирал Дрозд” пересек Атлантический океан и 3 марта
к концу дня он и несколько судов сопровождения прибыли к месту аварии. На
следующее утро подошел буксир СБ-38 и к
вечеру АСС «Алтай» и плавбаза «Гаджиев». Всего же в операции по
спасению субмарины было задействовано более 30 кораблей и судов Северного и
Черноморского флота. Рядом были несколько «рыбаков» и тот самый корабль
береговой охраны США.
Из воспоминаний
Вениамина Семеновича Молодкина на тот момент лейтенант, летчика 830-го
отдельного корабельного противолодочного вертолетного полка:
«Мы уже возвращались с боевой службы, пересекли
экватор и направлялись к Кубе, когда поступило известие о том, что атомная
подводная лодка К-19 терпит бедствие. Мы отправились к ней для оказания
помощи, так как других советских кораблей поблизости не было. Подошли в
район, погода дрянь, бушует шторм, летать невозможно. Высокие волны часто
заливали полетную палубу, которая на БПК находится всего в 2,5 метрах, от
ватерлинии. Так как по всем нормам летать было нельзя, запросили штаб
авиации Северного Флота, те — Москву, которая дала указание принимать
решение навылет самостоятельно... И мы начали летать. »
|
* * *
Первые попытки завести буксирные концы на лодку оказались бесполезными -
8-бальный шторм, волна в десять метров кладет корабль на бок до 35 градусов. Шторм к тому времени
разошелся так, что мачты корабля порой скрывались за гребнями волн. И
подводники просто не поверили своим глазам, когда над рубкой завис вертолет.
* * *
|
|