СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВЫ

«КОГДА-ТО ЗДЕСЬ БЫЛО МЕСТЕЧКО!»: РОЖНОЙ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ

Иосиф Абрамович: Когда-то здесь было местечко

В память о наших мучениках

Ружной и окрестности

Список уроженцев Ружан, проживающих в Израиле

Список уроженцев Лысково, проживающих в Израиле

РОЖНОЙ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ

{201}

Иосиф Абрамович

Перевод [с идиш] Лилиан Ольшански

Окрашена моя одежда в вине, это кровь;
Я топтал в точиле и сам — один!
Точило по́лно, а я лишь один;
Я звал народы, но никто не шел!
        «Из Исайи» — И. Л. Перец

[На самом деле этот стих (Исайи:63) в Библии написан так:
"Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя,
                как у топтавшего в точиле?
Я топтал точило один, и из народов
                 никого не было со Мною;"]

Эта книга о Ружном была написана и издана на иврите. Издатели книги, которая должна служить надгробием разрушенному штетл [далее по тексту еврейское "штетл" переводится как "местечко"], пожелали остаться верными древнему обычаю еврейских общин по ведению городских дел на традиционном иврите. Кроме того, сегодня в Израиле самое большое число ружнойцев, для которых все еще ярки воспоминания о местечке и они до сих пор живут этими воспоминаниями; и только Израильское Общество ружнойцев смогло опубликовать такую книгу. Поэтому неудивительно, что книга эта появилась на языке Израиля. Но, как память эта книга не была бы верна самой себе, если бы полностью заглушала язык, на котором местечко жило, работало и был уничтожено. Мы помещаем этот письменный надгробный памятник в память о наших близких, убитых потому, что не выехали в Израиль. При этом мы должны помнить язык наших отцов и матерей, язык, на котором они прощались с нами со слезами и благословениями, когда мы покинули местечко. В память о родном языке нашего местечка мы и пишем эту дополнительную главу на идиш.

Из-за ограниченного объема мы можем дать лишь общий обзор Ружного и его учреждений, такими как они остаются в наших воспоминаниях.

Ружной был маленьким местечком, подобным всем другим местечкам такого рода в Польше и Белой Руси [White Russia], заселенным на протяжении многих поколений между полями и лесами, неподалеку от холмов с березами, у реки с деревянным мостом и болотистыми лугами, старым и оседлым местечком, имевшем многосотлетнюю историю и уже неоднократно восстанавливавшимся.

После очередной великой катастрофы он заменял свои низкие крытые соломой дома кирпичными домами с красной черепицей; время от времени мостил главные улицы крупным камнем; восстанавливал крылечки, выбеливал дымовые трубы и снова становился юным и нарядным.

В Ружном был большой рынок с двумя рядами лавок. Рядом с ним находились две церкви с высокими шпилями и большими кладбищами, где были дома священников, окруженные деревьями, с их слугами и злыми собаками.

От рынка местечко разветвлялось во все стороны и расстилалось на большом пространстве своими улицами и аллеями.

Самыми длинными были две главные улицы — Шлосс-Гас [Schloss Gass - Замковая улица] и Вильнер-Гас [Vilner Gass - Вильненская улица. На идиш — "ווילנע". Во всех остальных главах книги улица названная здесь "виленской" обозначена "мельничной", на идиш — "מיל". Видимо в этом месте ошибка].

Они считались наиболее важными из-за их больших зданий и их благородных жильцов, из-за фабрик, которые когда-то там были и потому, что были они истинно еврейскими улицами.

Шлосс-Гас — само собой разумеется — названа в связи с историческим дворцом, в котором жили и правили польские магнаты. Правда, большая часть дворца была сожжена во время Первой Мировой Войны, однако сохранившаяся часть выглядела внушительно и придавала местечку особую важность. Канал, который неспешно протекал через местечко, придавал Шлосс-Гас дополнительный шарм. Пересекая Шлосс-Гасс, а затем Милнер-Гас [Milner Gass — Мельничная улица], ручей медленно протекал по лугам и впадал в реку Ружную [Ruzhnoyer].

Милнер Гасс была так названа из-за большой водяной мельницы (выполненной в азиатском стиле), которая когда-то стояла в конце улицы, у реки. На улице были двухэтажные кирпичные дома, а дальше были большие дубильные и кожевенные фабрики, которые были источником гордости.

В субботу вечером, когда все люди выходили на прогулку, Милнер Гасс была переполнена людьми, одетыми в свои Субботние одежды, прогуливавшимися туда и обратно.

Немного в сторонке, как будто он специально хотел отделиться от мира, был внутренний двор ружнойской синагоги.

Между маленькими деревянными домами, на широкой не огражденной площади, рядом стояли три здания. Самое высокое из них — «Большая синагога», высокое здание окрашенное белым, с высокими узкими окнами и полукруглой крышей. Синагога занимала почетное место и придавала красоту всему двору своим старым, аристократическим видом.

Рядом с синагогой стоял молитвенный дом с его толстыми серыми стенами, где молились раввин и его помощник, и который всегда был переполнен молящимися из Общества Талмуда [Talmud Society] и Общества Мишны [Mishnah Society].

Немного в стороне стоял еще один молитвенный дом, в котором молились ремесленники. Они не могли позволить себе слишком длинных бесед во время молитв и чтений; между дневными и утренними молитвами они должны были довольствоваться изучением небольшого фрагмента или просто рассказать несколько глав Книги Псалмов, прежде чем вернутся к работе.

Неподалеку от этих трех зданий находились еще два молитвенных дома, которые считались частью двора синагоги: двухэтажный Агуда Бет Мидраш [Agudah Bet Midrash], в котором было место для Субботнего гостеприимства [Sabbath hospitality] и для ешивы [yeshivah], и Талмуд Тора [Talmud Torah], в которой также был регулярный миньян [minyan - в иудаизме, кворум из десяти взрослых мужчин].

Помимо молитвенных домов во дворе синагоги, в Ружном были также различные небольшие синагоги в других частях города.

Боковым улицам Ружного нечего было стыдиться своего вида. Конечно, они были не все вымощены, но это позволяло им иметь большие дворы, огороженные деревянными оградами и штакетником.

Дома́ здесь были меньше, но зато были больше огороды и сады.

Летом маленькие домики почти полностью утопали в зелени. Несколько менее уютной была нееврейская часть [Gentile section].

Там всегда присутствовала смесь запахов свежего сена, гнилого навоза и мусора.

Из сараев и дворов можно было услышать крики домашних животных и лай собак.

Город был расположен в широкой долине между низкими Слонимскими холмами [Slonim hills] с одной стороны и отдаленными Волковыскими холмами [Volkovysk hills], с другой; и оголенный, сожженный, загадочный дворец смотрел на все это с Замковой горы [Castle Hill].

В Ружном была еврейская община в несколько тысяч душ, которая за сотни лет приобрела свой особенный, самобытный образ жизни, бок о бок с нееврейским населением, которое всегда было чуждым, обособленным и, по большей части, враждебным.

Еврейская жизнь в Ружном шла по собственному проторенному пути, и не зависела от того, что планировали и делали неевреи — не было ни страха, ни безопасности, ни гордости, как если бы неевреи, а не на самом деле они, евреи, контролировали всё и всех. С каким-то презрением и безразличием жили они своей скромной жизнью, делали то, что должны были и что им было позволено, чтобы достойно поддерживать семью, изучать Тору, делать добрые дела и быть добродетельными евреями перед Богом и миром.

Как и все евреи в этой местности, большинство евреев ружнойцев зарабатывали на жизнь торговлей и ремеслами. Было время, когда у Ружного были большие ткацкие и прядильные фабрики и большие кожевенные заводы.

Ружнойские шерстяные одеяла, толстые и тонкие шкуры, были востребованы на рынках большого мира. В то время в Ружном были свои еврейские пролетарии, жившие исключительно на свою поденную плату.

Были еврейские ткачи, прядильщики, намотчики на катушки, еврейские дубильщики кож мокрым и сухим способом. После Первой мировой войны, во времена польского правления, все заводы были ликвидированы, и многие ружнойцы скитались за границей, в поиске средств существования в большом мире.

В большинстве случаев евреи жили за пределами своих небольших магазинов и ремесленных мастерских. Некоторые из них торговали с землевладельцами, арендовали мельницу, имели монополию на спиртное. Те, кто имел опыт в торговле лесом и древесиной, были посредниками и брокерами в лесах. Они устраивали лесопильни и строили смолярни для извлечения смолы и скипидара из древесины.

Рыночные дни и крупные ярмарки были важным источником дохода для ружнойцев. Крестьяне стекались из окрестных деревень. Мясники и торговцы приходили из близлежащих городов. Торговцы приходили, чтобы купить лисьи меха, свиную щетину, сушеные грибы и ягоды и всевозможные другие товары.

В Ружном также были еврейские сельскохозяйственные работники. Рядом с местечком находились две еврейские деревни («старые» и «новые» колонии), с еврейскими крестьянами, занимавшимися сельским хозяйством, работавшими и живущими, как и нееврейские крестьяне в этой местности.

Представители этих деревень были среди основателей ранних еврейских колоний в Израиле. Часть их эмигрировали в Аргентину и поселились там в подобных же сельскохозяйственных сообществах.

Большинство из них, однако, оставались фермерами в ружнойских колониях.

Две колонии (их официальные названия были Павлово и Константиново) были основаны в 1850 году.

Царь Николай I в то время позволил некоторому числу еврейских семей поселиться в деревнях и заниматься фермерством. Тридцать семей поселились в Павлово и пятнадцать в Константиново. Каждая семья получила участок земли.

Каждое местечко имеет свою историю и легенды, о которых рассказывают и пишут в городских хрониках, увековечивают на пергаменте и на кладбищенских надгробиях. В Ружном было свое богатое прошлое и родословная, и он гордился своими мучениками.

Почетное место на страницах истории Ружного отдано «Мученикам Ружного» [Martyrs of Ruzhnoy].

Это история о кровавом навете, который произошел в Ружном триста лет назад, вскоре после времен Хмельницкого [Chmielnitzki].

Нееврейский мальчик, которого закололи, был брошен в подвал еврейского дома ненавидящими евреев неевреями. Они обвинили евреев, в том, что те виновны в убийстве мальчика, с целью использовать его кровь при выпечке мацы. Далее было решено, что всех евреев Ружного следует предать смерти. Два молодых человека по имени Исраэль [Israel] и Тувье [Tuvieh] пожертвовали собой и сдались палачу. Вся история со всеми подробностями их мученичества была описана в книге «Daas Hakedoshim».

С тех пор в синагогах ружнойцев каждый Рош-ха-Шанах [Rosh Hashonah] в память о мучениках говорилось в специальной молитве.

Ружной также гордился своими раввинами [rabbi]. Известные раввины, прославившиеся своими новшествами в раввинской литературе, сидели на ружнойском раввинском совете. Среди них был Рабби Джонатан Бар-Иосиф [Jonathan Bar Joseph], автор книги «Спасение Израиля» [The Salvation of Israel], напечатанной во Франкфурте в 1720 году, ценная книга с астрономическим объяснением мистических событий.

Рабби Ицхак Исаак Хавер [Itzhak Isaac Chaver] был автором нескольких книг.

Рабби Мордехай Гимпель Яффи [Mordechai Gimpel Jaffee] был одним из первых раввинов, которые вошли в организацию, поощрявшую алию фермеров в Израиль. Он помог направить группу еврейских крестьян из ружнойских колоний в Израиль, и он сам поселился в Иерусалиме.

Среди последних раввинов в Ружном — рабби Шабтай Валлах [Shabbtai Wallach], очень активный и вовлеченный. Он оказался дядей Литвинова [Litvinov].

Большие ешивы [yeshivah] были важной частью наследия Ружного. Их поддерживали богатые семьи Пинесса [Piness] и Хвойника [Chvonik]. Многие молодые люди были привлечены в ешивы Ружного из других городов.

Этим «yeshivah bocherim» [студентам ешив] помогали владельцы и ружнойские домовладельцы, которые снабжали их «тегами» [teg — питание в некоторых домах в определенные дни недели] и проживанием.

Отдельной страницей вписаны идеалисты Ружного, его богатые благотворители и его простые люди, много сделавшие благих и добрых дел.

Поговаривали об одной женщине, анонимно раздававшей деньги своего богатого мужа среди больных и нуждающихся. Давид — учитель, еврей, сам живший в нищете, собирал деньги у богатых людей и отдавал их бедным евреям и христианам. Лейб Ваш [Laybe-Vash], богатый еврей, тайно передал большую часть своего состояния, в качестве анонимных пожертвований.

Среди других были Яков Лимун [Jakov Limun], Ньёмеле [Nyomele] — мясник и многие другие.

В наследие Ружного входил целый ряд преданных общественных деятелей, которые были активны в самом городе, а затем ставшие известными во всем еврейском мире. Первым среди них был Йехиел Михел Пинесс [Yechiel Michel Piness], один из делегатов Первого Сионистского Конгресса.

В 1878 году он свернул свой бизнес и поселился в Израиле, где активно участвовал в различных общинных мероприятиях.

В последующие годы здесь жил Аарон Либешицкий [Aaron Libeshitsky], — еврейский учитель и писатель, а также композитор детских песен и рассказов.

Зелиг Шерешевский (Шер) [Zelig Shereshevsky (Sher)] был рабочим активистом в Ружном и одним из основателей «Сионистов-социалистов» [Zionist-Socialists]. Он долгое время находился в тюрьме за политическую деятельность. В Америке, где он оказался [1957], Шерешевский активно участвует в Рабочем Кружке [Workmen's Circle] и является одним из популярных обозревателей в газете «Вперед» [The Forward].

Мелех Эпштейн [Melech Epstein], сын учителя Шмуэля Хаима Эпплетрегера [Shmuel Chaim Eppletreger], должен был стать известным рабочим лидером в Америке. Он начал свою политическую деятельность в Трудовых [лейбористских] Сионистских кругах, а затем стал одним из лидеров идишистских кружков в Варшаве. Он приехал в Америку как политический эмигрант. Сначала он был увлечен сионизмом, но, в конце концов, перешел в Коммунистическую партию и много лет был редактором коммунистической газеты «Freiheit» [«Свобода»].

Мойше Лимун [Moishe Limun] был одним из первых сионистских активистов в городе. Он активно участвовал в студенческих кружках в Харькове, где стал известен как одаренный оратор. Вернувшись в Польшу, он был избран членом Центрального комитета Сионистской организации и долгое время был председателем Сионистской организации в Лодзи.

Д-р Лайбл Хвоник [Laibl Chvonick], потомок знаменитой богатой семьи, покинул свой дом и переехал в Израиль, где он был связан с рабочим движением. Невзирая на свою обширную медицинскую практику, он всегда находил время для множества разнообразных общественных мероприятий.

Мендке Хвоник [Mendke Chvonick] был выдающимся шахматистом. В качестве мастера-шахматиста из Израиля, он принимал участие в некоторых международных шахматных турнирах. Он также играл ведущую роль в ассоциации израильских учителей.

Ружной сыграл свою роль в истории еврейского рабочего движения. В 1878 году в Ружном на фабрике Пинесса происходит забастовка ткачей. Она быстро перерастает во всеобщую забастовку всех мастерских в городе. В царские времена тех дней забастовка была героическим подвигом. Заводчики двигали небом и землей, чтобы сломить «Бундовщиков» [Bundists — от названия «Бунд»], но ничего не достигли. Рабочие не сдались, и они выиграли забастовку.

В последние годы перед уничтожением еврейской общины, Ружной породил молодых общественных лидеров, продолжаших идеалистические традиции более ранних поколений. Эти молодые люди были вовлечены либо в благотворительные организации, либо были активны в политических партиях. Большинство из них полностью посвятили себя делу Сионизма в организациях «Гашомер-Гацзеир» [Hashomer-Hatzeir] и «Гахалуц» [Hachalutz]. Но и противники сионизма, молодежь коммунистических лагерей, делали свою работу в соответствии с их искренними убеждениями и многие из них в течение многих лет томились в тюрьмах из-за своих идеалов.