Г.К. — Но мне подрывник из бригады Васильева, лейтенант (впоследствии капитан) Арон Шер рассказывал, что бригаде имени Ленина евреев тоже не особо жаловали.

Комиссар бригады Зиберов делал все возможное, чтобы выжить евреев из отрядов, «открыл охоту» на них, и большинство партизан-евреев, включая бывших кадровых красноармейцев, просто уходило в отряды Минского соединения, где уже прекратились беспричинные или преднамеренные убийства партизан еврейской национальности.

З.З. — С конца весны 1943 года, с прилетом десантных организаторских групп из-за линии фронта многое в брестских и пинских лесах изменилось.

Задача десантников, помимо боевой диверсионной деятельности, состояла в том, чтобы упорядоченно собрать разрозненные партизанские отряды и отдельно действующие немногочисленные группы из беглых военнопленных и организовать их в бригады.

Кроме этого десантники стали заниматься ликвидацией бандитских элементов в партизанских рядах, без суда и следствия расстреливали на месте мародеров и насильников, отстреливали целые бандитские отряды. Ведь до их появления все лесные отряды можно было поделить на две категории: — «настоящие советские патриоты» и «бродяги-бандиты». С приходом «москвичей» было организовано центральное управление, вновь созданные партизанские бригады были объединены в соединения — Брестское, Пинское, Барановическое и так далее.

Десантники пользовались большим уважением, им удалось ослабить идеологический мотивированный антисемитизм и до минимума свести убийства евреев в отрядах.

Но единичные случаи ликвидации еврейских партизан продолжали периодически происходить тут и там, и даже в упомянутой сейчас вами Минской партизанской зоне.

Я в бригаде Васильева был командиром отделения во взводе Мишки Агеева, адыгея по национальности, и со временем, уходя на задание, уже вроде перестал ожидать пулю в спину, на все задания вызывался первым, заслужил уважение партизан, и русских, и местных белорусов. Но я помню, что после того как пришел в отряд Клюева и стал ходить на боевые задания, как-то при возвращении меня встретил партизан из нашего отряда, украинец по фамилии Шевченко. Не таясь, не скрываясь, прямо при всех, он заявил мне со злобным рыком: — «У-у-ууу! Паршивый жид! Был бы ты один, я бы тебя убил!»... И сколько таких Шевченко было в отрядах?!? Считать замучаетесь....

Так что и уважение, и признание боевых заслуг, не гарантировали, что тебя не пристрелят тихой сапой свои же. Из соседней роты ушло на задание пять человек, из них два еврея, да с ними сама напросилась на задание отрядная медсестра Настя.

Приказ на задание им отдал комиссар Двойников. С задания вернулись три человека, без евреев и Насти, командиру сказали, что нарвались на засаду. Я сразу почуствовал, что здесь что-то неладное. После войны, дошло, через «вторые руки», — один из этих трех по пьянке проболтался, что евреев они застрелили в спину, а потом «убрали» и медсестру, как лишнего свидетеля. Я думаю, что это они выполняли приказ Двойникова...

Такие случаи были нередки. У генерала Коржа, была своя отдельная группа разведчиков, специально созданная для поиска и ликвидации предателей, служивших у немцев.

И был в этой группе еврей, партизанский разведчик по фамилии Беркович, бывший секретарь Пинского горкома комсомола, по праву заслуживший репутацию бесстрашного бойца. Как-то группа Берковича получил информацию, что один белорус работает на гестапо. Беркович его застрелил по приказу старшего группы Федьки-«Садиста», главного ликвидатора и палача, наверное, во всех пинских лесах, ведь этот Федька во многих отрядах побывал и «отметился». Но застреленный оказался дальним родственником Коржа, и из убитого сразу сделали партизанского связного, погибшего от «подлой еврейской руки» по ложному навету. Федьку-Садиста вызвал к себе в штаб генерал Корж, и тот сказал, что не давал приказа Берковича, мол, этот, Беркович, сам убил, по своей инициативе, и в итоге Корж приказал расстрелять Берковича, даже не проведя никакого дополнительного расследования...

Я когда прочитал повесть «Немой» известного писателя Алеся Адамовича, бывшего белорусского партизана, и дошел до описания эпизода, рассказывающей о чудовищной казни еврейского партизана, который будто бы во время боя с полицаями, потерял диск от ручного пулемета, и из-за этого, мол, партизанское отделение не выполнило боевого задания. Так этого еврея-партизана за одну ногу привязали к ветви одного дерева, а за вторую ногу — к рядом стоящему. Затем ветви согнули и тело партизана разорвали на куски, своего рода распятие... Прочитав это место я нисколько не удивился.

Ведь такое происходило и на самом деле. И бывший партизан Адамович хорошо знал, о чем он пишет... В бригаде Васильева было пять отрядов, поделенных на взводы.

Сам Васильев к евреям относился неплохо, но не всегда мог «обуздать» своего комиссара Зиберова, и иногда смотрел «сквозь пальцы» на все, что вытворял этот комиссар. Прошли мимо нас рейдом ковпаковцы, и лейтенант Шер просто стал разговаривать о чем-то с двумя евреями из отряда Сидора Ковпака. Сразу Зиберов приказывает арестовать Шера и лично его стал допрашивать, фабриковать дело, в котором Шера обвиняли в организации заговора с целью убийства штаба бригады и захвата власти... Мою жену в одном из сел одна местная крестьянка обозвала «жидовкой», и Александра в ответ ее ударила шомполом. Сразу возникает Зиберов, приказывает мою жену посадить в подвал. Хорошо, что об этом узнал начальник Особого Отдела бригады Боран-Сорока, распорядился освободить жену и сказал ей: — «Мало ты влепила этой сволочи»... Боран-Сорока был честным и справедливым человеком и всегда защищал евреев. Один раз евреи из бригады пришли к нему и указали на партизана, который убивал евреев, бежавших из гетто, остались еще живые свидетели.

Боран-Сорока лично застрелил этого душегуба на месте.

Но и в «спокойной» бригаде Васильева тоже пару раз случалось, что евреев расстреливали под любыми надуманными предлогами. У вас же есть интервью с Шером, почему не публикуете? Чего тянете? он же все вам честно и подробно рассказал...

Г.К. — Как и где закончил свою жизнь палач Бобков доподлинно неизвестно. А что произошло с такими сволочами, как Мерзляков, Егоров, Зиберов?

З.З. — Бог шельму метит, и каждый из них получил свое, жаль, что не сполна...

Комиссара Егорова в сорок третьем году «забрали» московские десантники и отправили самолетом на Большую Землю. Мы не знали, зачем — на суд трибунала? В Кремль к Калинину за орденом?, но потом пошли упорные слухи, что Егоров до линии фронта не долетел, что его во время полета из самолета выкинули. И как бы не казалась такая «версия» нереальной, нам хотелось в нее истово верить, что этот подлец не ушел от возмездия... С Зиберовым случилась своя история. После войны он работал директором школы в Пинске, был осужден за воровство и растрату, а потом, как говорили, и вовсе спился. После войны я встретился в Пинске с нашим особистом Боран-Сорокой, и от него узнал, что Зиберов на самом деле даже не был коммунистом! Назначили его комиссаром, вот он и «накомиссарил». Но меня повергло в шок следующее: Боран-Сорока достал при встрече четыре старых потертых тоненьких папочки, где были собраны свидетельства, обвиняющие Зиберова в изнасиловании четырех женщин во время его комиссарства в бригаде. Один случай был вообще вопиющий, пьяный Зиберов изнасиловал в одной деревне мать и дочь. Я спросил у Боран-Сороки, почему во время войны он не дал ход этим свидетельствам и не предал Зиберова партизанскому трибуналу, и особист ответил, что не хотел, чтобы на нашу бригаду легло такое позорное пятно...

Начальник штаба отряда имени Щорса, палач Мерзляков, после войны оказался в банде, был пойман и осужден за бандитские налеты и грабежи...

Г.К. — Собирались с Вами сделать обычное интервью о партизанской войне, а получается у нас интервью о судьбе евреев в партизанских отрядах в Западной Белоруссии, да вдобавок «антикомиссарского толка»... Не все нас поймут, скажут: — «акценты специально расставлены»...

З.З. — О партизанской войне в Западной Белоруссии в послевоенные годы были изданы десятки мемуарных книг. Но две темы всегда в них всегда наглухо замалчивались, и не только по воле цензоров. Первая — участие евреев в партизанской войне и судьба евреев в партизанских отрядах и в семейных лагерях. Вторая — о том как свои убивали своих.

И кто-то должен рассказать об этом правду. И если не сейчас, то когда?

А насчет вашей фразы «антикомиссарская направленность» — я просто даю объективную оценку действиям конкретных людей, наделенных комиссарскими полномочиями, и с которыми меня столкнула жизнь в военные годы в партизанских отрядах.

И если мне из комиссаров больше в жизни попадались отъявленные бандиты, чем порядочные люди, так что я, должен об этом молчать? Я с благодарностью вспоминаю настоящих честных коммунистов Дудко, Пилецкого, Аветисяна, Годжаева и многих других, которые не только мужественно сражались с немцами и полицаями, но и помогали евреям выжить и не давали бандитам вершить произвол.

Но что мне сказать о таком комиссаре, как Двойников, из нашей бригады имени Ленина?

Уже после полного освобождения Брестчины нашу бригаду вывели в село под Пинском на расформирование, часть партизан направили в армию через полевые военкоматы, другие еще ожидали дальнейшего назначения и распределения. Из хаты выскочил пьяный комиссар Двойников и заорал на всю округу: — «Бей жидов, спасай Россию!».

Я инстинктивно схватился за автомат, передернул затвор, но не успел выстрелить, Двойников заскочил в штаб, сначала порвал мои наградные листы, а потом, набравшись смелости, попытался с пистолетом вылезти из хаты, но его схватил за руку начальник штаба Заненко с криком: — «Комиссар, что ты делаешь!?» и утащил Двойникова назад.

Я четко понимал, что если бы в этот момент я выстрелил бы в Двойникова, меня бы партизаны убили на месте и отправили бы на тот свет, вслед за комиссаром. Тогда я написал письмо коменданту района, с требованием наказать Двойникова за профашистскую пропаганду. На мое письмо отреагировали, меня вызвал к себе комендант, полковник, кажется, по фамилии Одинцов, и сказал напрямую: — «Сейчас идет война, мы не можем заниматься такими делами»...

А этот тип, Двойников, после войны стал редактором газеты.

Или был у нас парторг бригады, местный белорус по фамилии Беляев. На боевые задания не ходил, авторитета среди партизан не имел никакого, все время просидел в землянке с ППЖ и преуспел только в одном деле — на ниве мародерства. После войны этот «партизан-герой» стал на короткое время секретарем райкома в Столине...

После войны до конца 1949 года, я, являясь членом районной «комиссии по борьбе с бандитизмом», ходил с оружием, имел удостоверение бойца истребительного отряда, которое давало право задерживать всех подозрительных лиц, и часто гонялся по лесам за мелкими бандами «зеленых» бандитов и бывших полицаев, прятавшихся в наших лесах до начала 50-х годов. На уроки в своей школе я заходил с винтовкой, ставил ее в классе возле себя, при этом еще имея пистолет с двумя обоймами в кармане.

И это считалось нормальным, обстановка в наших краях была слишком тревожной в первые послевоенные годы. Ночью сообщили, что «зеленые» зашли в одну из деревень и грабят, уводят телят. Мы, втроем, устроили засаду, и взяли двоих бандитов. К нашему изумлению, это были не бывшие сельские полицаи, скрывающиеся в лесах, а простые грабители, один из бандитов оказался одним из секретарей Логишинского райкома партии, бывшим фронтовиком. Скотину отдали назад крестьянам, а партийного секретаря пришлось отпустить. Мы написали докладную в райком и его сняли с должности и выгнали из партии. И такие, с позволения сказать, «сюрпризы», иногда встречались в послевоеные годы. Но какими «добрыми словами» я могу вспомнить бывшего секретаря подпольного обкома партии Клещева? Это ведь по его приказу расформировывали отдельные еврейские отряды, включая 51-ую партизанскую роту...

Когда Клещев появился в бригаде и стал проводить открытое партийное собрание, то в землянку вошел доктор Блюмович, который прямо сказал, что разведчика Берковича убили по ложному навету Федьки-Садиста и спросил партийного руководителя, до каких пор будут продолжаться убийства евреев партизанами? Клещев стал на него орать: — «Провокатор! Меньшевик! Клевещешь на дружбу народов!? Ты враг народа! Ты контра, чужак! Как ты пробрался в наши ряды!? Таких, как ты, надо выкорчевывать с корнем!»... И только один партизан, из старых польских коммунистов, поднялся и сказал: — «В Польше меньшевиков не было. А наш доктор спас жизнь многим десяткам раненых партизан»...

Г.К. — Понятно... Давайте коснемся второй, запретной в советские годы темы: — «о том, как свои убивали своих». Семьи предателей подлежали уничтожению?

З.З. — Это случалось...Убивали предателей..., нередко вместе с их семьями...

Партизаны мстили палачам и предателям, и члены их семей тоже могли попасть «под ликвидацию», но это не было общим железным правилом...

Один раз бригадный «особист» приказал одной партизанке-еврейке расстрелять женщину, жену предателя. Партизанка не захотела в нее стрелять, хотя понимала, что последует за ее отказом. Со всех сторон стояли партизаны и кричали: — «Стреляй в нее! Они же вас, евреев, убивали!», и она нажала на курок...

Месть, жестокая и кровавая, она продолжалась и сразу после войны.

В 1942 году в одной из деревень Логишинского района, белорусские полицаи топорами изрубили семью бывшего сельского милиционера, смог спрятаться в печке и уцелеть только один из сыновей. В 1946 году он увидел убийцу, одного из полицаев, расправившихся с его семьей, живым и здоровым. Он подкараулил его и пристрелил из обреза, потом пришел в милицию с повиной. У парня забрали оружие, и отпустили домой, без суда и следствия... Война пробудила в людях все зверинные инстинкты...

Жуткий случай произошел на одном хуторе возле Телехан, вскоре после отступления Красной Армии. В избу ворвался полицай, приказал вынести младенца в люльке, и застрелил ребенка. Матери, муж которой при Советах работал в милиции, полицай сказал: — «Вместо твоего красного большевика, я расстрелял твоего ублюдка, а ты до конца дней будешь о нем реветь!». Мать сошла с ума... Могли мы такое простить палачам?!?

Но мы убивали предателей-полицаев, насильников и мародеров, без пыток и зверств. Одиночный выстрел или удар ножа — и нет его. А немцы и полицаи мучили свои жертвы, обезображивали трупы, глумились и издевались... И один раз и мы, партизаны, в отместку провели показательную казнь, чтобы и у немцев с предателями кровь застыла в жилах. Был выкраден начальник полиции Телехан, его посадили в клетку сплетенную из колючей проволоки, эту клетку подвесили на дерево и под ней развели костер...

До этого немцы с полицаями уничтожили лесной лагерь, в котором скрывались белорусы-хуторяне, 90 семей, и кто-то донес немцам, что там находятся евреи и партизаны.

Все они, простые белорусские крестьяне, были уничтожены.

В 1965 году я оказался вновь в этих лесах и наткнулся на разбросаные тут и там части скелетов взрослых и детей — отголосок той давней трагедии.

А куда зачислить бандитов и мародеров, бродивших по лесам?: — «в свои»?

Они вроде как и немцам не служили, но и настоящими партизанами не являлись.

Их тоже приходилось отстреливать. Идем на задание, проходим через деревню, и тут нам местные крестьяне жалуются, что в селе появился один бандюга с винтовкой, грабит и насилует. Спрашиваем: — «В какой хате он сейчас?». Показали. Он сам вышел к нам, улыбаясь, как ни в чем не бывало. Мой взводный Мишка Агеев пристрелил его...

Когда после войны я стал директором детского дома, то невольно замечал, как за одной партой нередко сидели сын погибшего партизана и сын убитого полицая...

Такое страшное время пришлось пережить Белоруссии... Гражданская война...