Библиотека Веленского Университета
"Труды Общества Друзей Наук в Вильне"

Ванда Ревёньска

Береза Картузская.
Избранные главы по
антропогеографии местечка.

Вильна
1934

© Перевод и комментарии Александр Королёв.

При перепечатке ссылка на данную страницу обязательна.

Замечание отсылайте по адресу ruzhany@narod.ru

 W języku polskim

Сообщение оглашено М. Лимановским
на заседании 14.III 1933 r.

Опубликовано в
"Prace Towarzystwa Przyjaciół Nauk w Wilnie",
т. VIII, т. 11, 1934, с. 11

[Об авторе см. Wikipedia]

Осенью 1931 года, работая в геологической группе Профессора д-ра М. Лимановского^(*19), которая от имени Бюро Проекта Мелиорации Полесья^(*20) проводила исследования в пружаньском повете, я впервые столкнулась с Березой Картузской.

Меня сразу же поразила некая индивидуальность Березы в сравнении с другими мелкими городскими образованиями, расположенными в северо-восточной части Речипосполитой, а также странная логика в ее территориальном развитии, так четко читаемая в плане всего местечка. Кроме упомянутых особенностей Береза имеет ряд интересных топологических признаков, связанных с системой транспортной сети в западном Полесье, а также свой особый шарм, который исходит от живописных, полных романтизма стен бывшего монастыря картузов^(*21). Вышеуказанные моменты побудили меня к более близкому изучению Березы и посвящению ей этой работы.

Береза и ее окрестности, как и вся территория западного Полесья, не может похвастаться богатством научной литературы. Ей не хватает прежде всего более широких исследований в области многих естественных наук, например по морфологии, геологии и т. д. В главе, в которой обсуждается положение Березы Картузской, я вынуждена была в значительной степени опираться на собственные исследования, поэтому эта глава не претендует на исчерпывающую полноту темы. Анализируя ландшафт, я старалась лишь набросать фон, на котором развивалось местечко а также подчеркнуть те местные особенности, которые имеют более широкое антропогеографическое значение.

В дополнение к недостатку природоведческой литературы, относящейся к западному Полесью, отмечу полное отсутствие исторических исследований о местечке. Про Березу я нашла лишь несколько печатных упоминаний: [2] в конце концов я была вынуждена обратиться к рукописным материалам. Длительные архивные исследования привели к тому, что историческая глава данной работы разрослась шире, чем это первоначально было мной задумано.

В процессе исследований антропогеографии Березы Картузской я руководствовалась в некоторых главах методами, содержащимися в работах Леванвилля (93) ¹⁾, Кубийовича (96), Симче (107) и Стейнерта (111), но в первую очередь, все же я пользовалась методами, почерпнутыми из работ и лекций проф. д-ра М. Лимановского (94, 121).

В ходе работы над Березой у меня была возможность неоднократно обсуждать с профессором Лимановским методическую сторону множества антропогеографических вопросов и пользоваться Его ценными советами и напутствиями, поэтому позвольте мне здесь выразить Пану Профессору свою искреннюю благодарность.

Кроме того я благодарю пана бургомистра Я. Довнара^(*22) и пана вице-бургомистра Закгейма^(*23) за ряд сведений, о Березе.

1.
Положение Березы Картузской.

Общие сведения. Местечко Береза Картузская расположено в воеводстве полесском на 52°32' географической северной широты, 42°39' географической восточной долготы, от Ферро, или 24°59' от Гринвича. Раскинулось оно на уровне 3-4 м над руслом Ясёлды на равнине, лишенной значительных перепадов высот. Только кое-где вокруг интересующего нас местечка мы наблюдаем низинные кромки врезавшихся речных долин, или небольшие холмы с короткими но крутыми спадами. Преимущественно глаз отдыхает на широкой равнине, столь характерной для Полесья. Однако, переходя от общего описания к подробному, мы отметим, что в окрестностях Березы, на якобы плоской и целостной территории, можно выделить особые физиографические единицы [Таб. III (XI) рис. 1].

Долина Ясёлды. Прежде всего, глядя со стороны местечка на север и на восток, мы наблюдаем перед собой широкую и заболоченную долину Ясёлды. Ландшафт упомянутой долины чрезвычайно однообразен. На большом пространстве здесь простираются влажные луга, а также так называемые хала ^(*1), то есть растительная формация, развившаяся [3] на болоте, и лишенная, кроме жалких кустиков некоторых сортов ивы (Salix), деревьев и кустарника (61). Там и сям, среди лугов и хал, за камышовым обрамлением, просвечивает гладкая поверхность немного застоявшейся, чуть более глубокой воды. Вдали, на фоне долины, вырисовывается темная стена леса, которой предшествует узкая полоса топи (болото Белково).

Ландшафт в долине несколько разнообразят разве что песчаные дюны. Они тянутся в виде длинных валов над самым руслом реки, как это мы видим например на север от Стрыгиня, или выступают как одиночные холмы, погруженные в болото, или разбросанные в лесных урочищах. Большие скопления высоких дюн в форме дуг, обращенных подветренной стороной на запад, мы встречаем к северу от Сельца, а также к северу от села Мормозева.

Дюны в долине Ясёлды выступают на разных стадиях развития и поведения, начиная от вымерших, обросших деревьями, до совершенно лишенных растительной оболочки, более или менее разрушенных, „денудированных^(*2) руин”, осыпающихся песком при каждом дуновении (54).

В окрестностях Березы Картузской, на левом берегу Ясёлды, дюны образуют два плоских вала у деревни Заречье. Эти валы, шириной от 400 до 700 м каждый, доминируют от 3 до 5 м над уровнем реки. Мы имеем здесь дело с формами сильно пострадавшими от земледелия. Дюны в долине Ясёлды, около сухих участков, называемых местным населением грудками^(*3) или островами, используются как территория для поселений. Людские поселения чаще всего группируются на краю дюны, ближе к воде, оставляя ее срединную часть для сельскохозяйственных культур.

Дюнный песок, как почва весьма бесплодная, накладывает большие сложности для земледелия. Часть территории дюн была несколько раз на протяжении истории освоена и заброшена человеком: об этом свидетельствуют гумусовые вкрапления там и сям встречающиеся в дюнах. Так, например, вблизи Березы Картузской, вдоль дороги, ведущей от шоссе к селу Заречье, мы наблюдаем в верхних слоях дюны три гумусовые наслоения шириной от 2-3 см каждое. Упомянутые наслоения очень поверхностны, очень близко друг к другу расположены, так что здесь мы можем говорить о ветровых процессах. Материал выше и ниже гумусовых слоев целостен, то есть мы имеем дело в зарецких дюнах со светло-желтым, мелкозернистым песком, в некоторых местах со следами диагонального расслоения. [4]

Интересным является направление этих дюнных валов в окрестностях Березы Картузской. В то время как около Стрыхиня и ниже дюнное взгорье тянется более или менее параллельно к руслу Ясёлды, под Березой Картузской, у села Заречье, один из дюнных валов согласуется с общим правилом, тогда как другой лежит почти перпендикулярно к реке. Этот последний, облегчая сквозной около 3 км переход среди болот, распространенных в долине Ясёлды, имеет важное транспортное значение. [Таб. I (IX) и II (X)].

Среди береговых дюн, в широкой долине, текут грязно-желтые воды Ясёлды. Движение реки необычайно замедленно и почти неуловимо для глаза. Вода на Полесье, лишенная быстроты течения, является конструкционным элементом, связанным с остальным ландшафтом и полностью гармонизующимся с его характером (58).

Незначительный уклон²⁾ речной долины приводит к тому, что Ясёлда во многих местах разветвляется, протекая несколькими рукавами и создавая бесчисленные мелкие повороты. Под Березой Картузской кроме разветвления мы наблюдаем заброшенные излучины а также широкие, подобные озерам, ответвления. Почти каждую весну, во время весеннего паводка Ясёлда изменяет свою обличье: главное течение переходит из одного плеча в другое, возникают новые водные артерии, или уже существующие соединяются с материнским; вся гамма непредвиденных капризов является результатом лениво текущей реки.

Многочисленные рукава и повороты Ясёлды, в противовес общему монотонному ландшафту, дают достаточно сложную гидрографическую картину. Эта сложность еще более увеличивается некоторыми мелкими правобережными притоками, которые тянутся в своем нижнем течении, в результате малого перепада, параллельно долине Ясёлды. Так например некоторое время сопровождает главную реку речка Струга, впадающая в Ясёлду под Здзитовым, аналогичным образом ведет себя и речка Кречет, протекающая через городскую территорию Березы Картузской. Левобережных притоков вблизи Березы, на отрезке от Сельца к устью Веньца, Ясёлда не имеет. Причины этого явления искать нужно в ассиметричном положении самого русла реки, которая смещается к югу и не занимает середину долины. Левобережные притоки Ясёлды, не могут преодолеть длинный путь в плоской, почти лишенной уклона долине, теряются в болотах, как например, реки Хорошча и Туроса, расположенные к востоку от Михалина.

В широкой и заболоченной долине Ясёлды экзотическим фрагментом, не соответствующим общей характеристике ландшафта, является в окрестностях Березы большой сухой остров, который в пункте кульминации (189 м) [5] мы назовем островом Бронной Горы. Он занимает площадь около 81 км²; его большая ось, направленная по меридиане, имеет длину 12 км. На территории Бронной Горы, в отличие от ровного дна долины, мы встречаем ряд длинных, разветвляющихся взгорья, состоящие из блоков эрратических осадочных пород. Упомянутое взгорье профессор Лимановский характеризует как морено-озы^(*4), генетически связанные с оледенением L^4a (Varsovien 1) (56,57). Морено-озы появляются из зандровых^(*5) песков, в форме местами прерывистого широкого конуса, тянутся со стороны Ружаны, через территорию Бронной Горы, на юго-восток, в направлении Пясков и Здзитова.

Сухой и песчанистый остров Бронной Горы, расположенный в обширной и болотистой долине, удивительно хорошо подходит по своей природе, для места легкой переправы. Также в направлении упомянутого острова тянется от Березы окружная дорога по зарецким дюнам а также дорога по береговым дюнам вдоль Ясёлды, со стороны Жабра и Хомска. Переправа на линии Бронной Горы является последним переходом, последним топким бродом в долине Ясёлды. Ниже Бронной Горы, в окрестностях Черного и Споровского озер, Ясёлда протекает по обширной, непроходимой трясине, совершенно неприступной для путей сообщения.

На фоне гигантских масштабов границ долины (ширина долины в окрестности Березы превышает 20 км) Ясёлда выглядит небольшим ручейком. Средняя ширина главного русла реки, от Сельца к устью Веньца, колеблется в пределах от 50 до 60 м. Упомянутая несоразмерная ширина к громадной долине четко указывает, что речная эрозия должна была здесь сыграть роль совершенно второстепенную.

История возникновения долины Ясёлды связывается с деятельностью делувиальных вод^(*6). Заборский (61a), анализируя морфологию Подлясья и соседних территорий, был склонен считать, что долина Ясёлды является большой стоковой поверхностью талых воды ледника подляской стадии, отмеченного на территории полосой главных морен на линии Гродек — Клеще — Мельник — Луков. С кромки льдов вода стекала по небольшим долинам на восток, чтобы в последующем течении сомкнуться в одну большую стоковую поверхность, расположенную к северу от городов Шерешев, Пружаны и Береза Картузская, которую Заборски называет Беловежско-Пинской поверхностью.

Более новые исследования профессора Лимановского, которые были проведены в западном Полесье в интересах Бюро Проекта Мелиорации Полесья, показали, что долина Ясёлды выше Березы Картузской носит скорее характер желоба (valee en tunnel) (56, 57). В соответствии с этой концепцией, [6] по мнению упомянутого автора, можно предположить: а) четкое сужение долины, b) морено-озы, расположенные в долине на территории Бронной Горы а также на смоляницком острове в окрестностях Хорева, могли возникнуть только из намывных материалов, подледными водами (56, 57). В то же время профессор Лимановский не исключает возможности первичного стока верхней Ясёлды на север.

Мы не будем долее рассуждать над сложным генезисом долины Ясёлды а также над направлениями стока реки во времена делувия. Отмечаем, что в настоящее время Ясёлда течет на юго-восток, в сторону Припети, как один из ее левобережных притоков. Процесс отступления текущих к Припети вод Ясёлды отмечают там и сям сохранившиеся на ландшафте террасы.

По обоим берегам Ясёлды, в окрестностях Березы Картузской, мы наблюдаем прежде всего широкую пойменную террасу. Она полностью засорена аллювием^(*7) и намулом^(*8) и ширина ее составляет 300 — 800 м. Небольшое сужение речного русла приводит к тому, что пойменная терраса едва не при каждом повышении уровне воды в Ясёлде затапливается рекой.

Следующая терраса возвышается около 1,5 м над средним водостоком реки. Метровая терраса носит преимущественно фрагментированный характер. На левом берегу мы встречаем ее в виде оторванных эрозией островков, состоящих из речного песка. Таким фрагментом второй террасы является например территория поселений Крухлево и Мормозево. Вторая терасса бывает затапливаемой во время больших паводков.

Третья терраса, которую хотелось бы назвать березской терассой, возвышается от 3 до 4 м над средним уровнем воды в реке, достигая около 151 м над уровнем моря. Уровень березский в основном не превышает метрового однако не одинаков на всей своей протяжности. Во многих местах уровень этой террасы понижается: края долины в форме пологой плоскости мягко ниспадают в сторону реки.

На правом берегу Ясёлды, от Сельца до Березы, более четко выраженный уровень березской террасы мы встречаем в Леошках и в Самойловичах, где этот последний достигает от 100 до 120 м ширины. Ниже Березы Картузской а также в самом местечке эта терраса расширяется: границу ее, отмеченную в значительной степени со стороны реки в глубину континента, сложно определить.

На левом берегу Ясёлды край березской террасы теряется. В радиусе 5 км от реки, на территории урочищ Буды, Черничне, Долга Верец мы встречаем несколько более высокий уровень, изъеденный эрозией, составляющий около 152 м над уровнем моря, который, по-видимому, является эквивалентом террасы березской. [7]

Разница уровней в долине Ясёлды на левом берегу реки подчеркивает иной характер растительного покрова. На двух низших уровнях, затапливаемых паводками, выступает преимущественно трава, кое-где усеянная мелкими кустами, на более высоком уровне свободном от паводковых вод появляется густой влажный лес. Мы имеем здесь дело с остатками большой пущи, которая во времена исторические, значительно выходила за пределы долины Ясёлды, тянулась непрерывной полосой с востока на запад от Березины, Днепра, до Бяловежи и далее (80 стр. 24—29). Упомянутая пуща в зависимости от своего участка носила название Березской, Белавицкой, Селецкой и т. д. В настоящее время остатки давних Березской и Белавицкой пущ носят название Дзядовской пущи.

Болота а также подмокшая и заросшая лесом область, расположенная в долине Ясёлды, не способствовали заселению. Мы имеем здесь дело с лесно-пастбищной территорией очень слабой населенности (10,5 на км²) (106). Кубийович на своей карте плотности населения Полесья трактует территорию, расположенную в долине Ясёлды, едва ли не как совершенную анекумену^(*9) (97). На карте распределения домов в Польше, разработанной Дешчке (87) мы также наблюдаем резкую границу поселений вдоль русла Ясёлды. К северу от упомянутой линии выступают почти пустые пространства, кое-где только занятие мелкими поселениями человека.

Плита Пружаньская^(*10). На юго-запад от долины Ясёлды крутым фронтом, доминируя в среднем на 8-10 м над уровнем реки, возвышается пружаньская плита. Край плиты не целостен по всей своей протяжности. Во многих местах широкая долина перерывает его непрерывность, создавая снижения, проникающие далеко внутрь плиты.

Край пружаньской плиты, просматриваемый со стороны долины Ясёлды, кажется на ландшафте береговой линией, как она была бы видна со стороны открытого моря. Особенно, когда после долгих странствий среди болот Ясёлды, связанных с необходимостью перебираться с дюны на дюну по узкой дамбе, окруженной топями, выбираешься на кромку пружаньской плиты, возникает сильное ощущение обширного материка.

Плита пружаньская — это одна из делувиальных возвышенностей, расположенных на водоразделе между Припетью и Немнем (55, 57). Границу ее на западе сложно определить, на юге она попадает под болотистую область долины Мухавца, на севере и на северном востоке ограничивают ее болота Дикое, Бяле а также долина Ясёлды на юго-востоке. Эта долина отделяет пружаньскую [8] плиту от названного Воллосовичем полуострова пиньского, (63) или иначе Загородья.

Выделение пружаньской плиты на территории западного Полесья, в независимую структурную единицу, было предложено профессором Лимановским (57). Упомянутый автор склонен считать, что в истории возникновения пружаньской плиты, повышающейся на север, подобно плитам гродзенской и новогрудской, главную роль сыграли тектонические факторы (57).

Территория пружаньской плиты до сих пор мало исследована и ожидает еще более широкого исследования. Предметом наших размышлений в данной главе будет только ландшафт северо-восточного края упомянутой плиты, в радиусе нескольких километров вокруг Березы Картузской.

Территория пружаньской плиты в окрестностях интересующего нас местечка, очень ровная. Изменения высот колеблются здесь едва ли в пределах от 4 до 5 метров. Только лишь на северо-запад от Березы мы встречаемся с более разнообразным рельефом поверхности. На слегка волнистой территории выделяется около Леошек эллипсоидальный холм, с крутыми склонами во всех направлениях и находящийся выше 170 м над уровнем моря. Упомянутый холм полностью состоит из меловых образований, заполненных местами раковинами иноцерамуса^(*11) и кремнем (56).

Присутствие мела в почве леошской возвышенности, как более стойкой к воздействию денудации в противовес делувиальным материалам, полностью объясняет поведение упомянутой возвышенности среди уровненного ландшафта окрестностей.

Вне пределов леошской возвышенности залегают на северо-восточном крае, поверхность плиты плоская, выровненная водой, которая должна была здесь интенсивно действовать в период делувия. В особенности сильно процесс выравнивания и размывания плиты заметен между Березой и нижним Веньцем. Вся эта территория представлена в форме обширной равнины. Кое-где только на ровном горизонте вырисовываются выше расположенные участки, имеющие характер свидетелей давнего уровня плиты, как например холм 156 м, который протянулся вдоль ул. Здитовской (Береза), или небольшое поднятие около села Подосье. [Таб. (IX)].

На восточном плоском крае пружаньской плиты запутанную сеть создают широкие, чуть ниже расположенные, заболоченные долины, обезвоживаемые из-за ослабевших потоков. Эти долины в своих верхних отрезках, ветвясь, приближаются друг к другу, как например долины Кречета и Струги, что в итоге создает картину блуждающих вод, которые [9] в четвертичном периоде должны были разливаться на поверхности плиты. Несколько террас, сопровождающихся ручейками, указывают на более позднюю стадию их развития, после отступления основной массы делувиальных вод. Так например в долине Кречета, над ручьем, имеющем ширину 1-3 м , мы наблюдаем два уровня: нижняя терраса, пойменная, с четко выраженным руслом реки, особенно в верхнем течении потока и верхняя терраса, поднятая на 2-3 м над уровнем реки. Последняя четко обозначена на месности под монастырем картузов, а также в самом местечке на выходе улицы Селецкой к мосту. [Таб. III (XI), рис. 2].

Процесс отступления ручьев, вероятно синхронно связанный с отступлением Ясельды, свидетельствует очевидно о изнурительном, интенсивном воздействии вод. Сегодня невзрачные ручьи сонливо несут свои воды, заросшие болотной растительностью, которая постепенно торфяной массой заполняет пустынные, широкие долины.

Плита пружаньская, как мы уже отмечали выше, сформирована делувиальными образованиями. В понижениях территории, то есть по кромке речной долины, а также в некоторых непроточных углублениях, появляется седая моренная глина, более или менее песчанистая, мало пластичная, смешанная с мелкими вкраплениями северного происхождения.

К югу от Березы, в продолжении улицы Новосёльской под 40-50 см наслоениями песка выступает суглинок донных отложений. Он выступает в направлении местечка и спадает в направлении Блудня-двора. Толщина суглинка донных отложений под Березой достаточно значительна. Сверху залегают более светлые суглинки, желтоватые, под ними на глубине 3-4 м появляются темные суглинки, почти совсем черные, теряющиеся в глубине. Упомянутый суглинок донных отложений а также серые моренные глины имеют определенное хозяйственное значение, в качестве основы развитого вокруг Березы производства кирпича.

На поверхности плиты появляется прежде всего неслоистый песок с валунами как наиболее распространенный геологический материал. Частицы мельче песка выветриваются ветром: во многих местах удается отметить тоненькую песчаную оболочку ветрового происхождения. Зато дюн в ближайших окрестностях Березы Картузской расположенных на плите мы не наблюдаем. Лишь за Сельцем, на краю плиты и долины Ясёлды, находится несколько песчаных холмов, созданных ветром.

Сухая и песчанистая поверхность пружаньской плиты является областью земледелия. Легкие и крепкие песчано-глинистые грунты создают здесь достаточно плодородную почву, легкую к возделыванию, пользующуюся спросом у [10] крестьян (59). Удобные поля на этой территории занимают от 45 — 80% (процент как на польские взаимоотношения очень значительный) бросовая земля от 5 — 10%, остальные приходятся на луга и лес (106).

Плодородная почва и связанные с этим хорошие поселенческие условия привели к тому, что территория пружаньской плиты, около Загородья, является одной из наиболее населенных территорий на западном Полесье (от 50—60 жителей на км²) (106).

Выводы. Подытоживая вышеуказанные рассуждения, мы подтверждаем, что Береза Картузская расположена на границе двух особых физиографических единиц, имеющих особые хозяйственные оттенки, а именно лесно-пастбищную долину Ясёлды и земледельческую пружаньскую плиту. Границу этих единиц достаточно резко отмечает река Ясёлда, смещенная в широкой долине к югу и тянущаяся едва не под самой кромкой плиты.

Проникновение на территорию пущи, которая с самых давних времен поставляла многое из ежедневных потребностей крестьян с пружаньской плиты, не на всей протяжности Ясёлды было возможно. Во многих местах болота затрудняли доступ к реке. Более легкая переправа могла быть только там, где дюны, приближались к руслу реки, обеспечивая возможность прохода через ее заболоченную долину.

Такого рода форма расположения дюн встречается в нескольких местах на территории по линии Ясёлды. Каждый из этих пунктов как место переправы приобретал большое транспортное значение, которое впоследствии проводило к возникновению городской среды. Таким образом, на переправе через Ясёлду возникают местечки Селец, Хомск. На месте самой удобной переправы, там где со стороны сухой территории Бронной Горы приближается в направлении реки перпендикулярно стоящий к ней зарецкий дюнный вал, возникает местечко Береза Картузская.

2.
Исторический обзор.

Первые исторические упоминания. Береза Картузская появляется достаточно поздно на исторической арене. Но не вызывает сомнений, что моменту возникновения местечка предшествует более длинная история Березы как сельского поселения. Расположенное у большой реки, на сухом месте, пригодном для земледелия, оно было слишком удобным в полесских условиях, чтобы быть обойденным человеком в качестве место заселения.

Первое историческое упоминание, имеющее отношение к Березе, датируется серединой 15 века. Мы находим его у Кояловича (66), где [11] перечислена Береза как наследственное имущество, принадлежащее роду Вештортов-Гамшеев^(*25). В 1477 году Ян Гамшей^(*26) с женой своей Барбарой учреждают в Березе приходскую церковь Святой Троицы. Сам факт учреждения костела Гамшеями рождает предположение, что к этому времени Береза была уже местом поселения, определенного местного значения.

Учредительный документ березского костела не полностью сохранился до наших дней: известен он нам только по многочисленным фрагментам и выпискам, которые встречаются в имущественно-процессуальных актах монастыря картузов. Так, в одном из городских декретов брестского воеводства от 1763 года мы читаем: „В 1477 году чета Гамшеев среди своего наследного имущества называет Березу, приходской костел, и при этом костеле плебань, землю” и т.д. „дали, даровали и записали” (34).

В 1538 году березская церковь дождалась нового дара, а именно: „Ян и Анна на Здзитове Гамшеевы с сыном своим Станиславом и племянниками своими Марцином, Павлом, Яном и Ержи на Березе наследниками Гамшеевичами в году 1538 на алтарь в костеле березовском особой фундушной^(*12) записью при висячих печатях” и т.д. из имуществ Березы „площадь с садом, поле у Куликова луга, поле у Рыбаки, корчму, с тем, чтобы платить аренду и мещанина Сидора in preafatis bonis дали, даровали и записали” (34).

Дарственный документ на алтаре березском имеет для нас специальное значение, поскольку мы встречаем в нем впервые, в известных нам исторических источниках, четкое акцентирование городского характера Березы. Однако мы склонны считать, что подъему Березы во главу окраинных подобных ей сельских поселений и превращению ее в местечко, задолго предшествовал акту предоставления Гамшеями на алтаре березском и имел место уже в 15 веке.

Какова же была ситуация местечка Береза в юридическо-хозяйственном плане на рубеже 15 и 16 веков, то есть в первые десятилетия его существования? К сожалению скудные материалы первоисточников не дают более полного освещения этого вопроса. Выводы в отношении Березы мы можем извлечь только лишь на основе аналогии с другими небольшими местечками в Литве и Руси.

Небольшие литовско-русские городские образования до волочной померы^(*13) находились на очень низком уровне развития. По мнению Кутрзебы были то скорее зачатки городов, где мещане, неся те же тяготы в интересах двора что и крестьянство, наравне с сельским населением обрабатывали землю и на этой земле как минимум в той же мере быт свой основывали, что и на ремесле и торговле (67). Подобным образом характеризуют упомянутые [12] местечки Ловмяньский (72), а также Довнар-Запольский (82), которые считает его промежуточной формой между селом и собственно городом.

Относительно Березы мы можем только утверждать, что она на рубеже 15 и 16 веков имела определенный коммерческий расцвет, который возникает из привилея Сигизмунда I, в котором позволяется пану Николаю Гамшею^(*27) перенести еженедельные торги в его имении Береза с пятницы на субботу. „Бил нам челом дворанин наш пан Николай Гомшейович о том, что перво дохволили есьмо ему в имени Березовой торг имети в пятницу, ведле данных листу нашево бабце ево, небощицы пани Яновой Вештортовичовой, без шкоды торгов наших, а тых часов бил нам челом абычмо тот торг в том именю ево Березову переложили на суботу и потвердили на вечность” (18).

Начиная со второй половины 16 века число относящихся к Березе упоминаний в исторических источниках начинает увеличиваться. Но, к сожалению, эти упоминания и в дальнейшем не дают сведений, которые позволили бы, хотя бы приблизительно, определить хозяйственную ситуацию и характер местечка, а только говорят о разделе имуществ березских среди разрастающейся семьи Гамшеев (24, 25, 26).

Мы не будем останавливаться над длинной и сложной истории конфликтов и имущественных процессов между Гамшеями, поскольку это вышло бы значительно за рамки данной работы: отметить мы должны только, что в начале 17 века Ян Павлович Гамшей^(*28) продает Березу Льву Сапеге^(*29), et tempore канцлеру В. Кн. Литовского.

Береза входит в дом Сапежинский. Сжатое пояснение перехода Березы в первый раз в дом Сапежинский вызывает определенные сложности, поскольку в известных нам исторических источниках мы не нашли купчего документа или его копии на интересующую нас недвижимость. В соответствии со свидетельством Марцина Куликовского, функционариуша березской волости, в пятидесятые годы 17 века, должно было это произойти в 1611 году. „Czynię wiadowe tą moją atestacją”, пишет упомянутый Куликовский, „так как будучи хорошо осведомлен о границах, землях, пущах и обиходах березской волости, которые в 1611 году удерживал блаженной памяти Его Высочество пан Лев Сапега, служа в местечке Березе и всей волости березской в том хорошо осведомлен” (39). Как бы то ни было уже в 1614 году канцлер Лев Сапега продает Березу пану Марцину Немире, хорунжему мельницкому, „сам двор с местечком и со всеми имуществами ” и т.д. „которое сам правом вечным, купчей от Его Величества Пана Яна Гамшея купил”. (31). [13]

Недолго, однако, Береза оставалась в руках Немиры. Он, вероятно, не отмечался большой предусмотрительностью и хозяйским чутьем, поскольку вскоре после покупки Березы задолжал местным евреям (29). Задолжавшего пана Немирю спасает в трудном положении канцлер Лев Сапега тем, что выкупает в 1617 году его обязательства, беря в залог Березу, „которую то имение”, как мы читаем в залоговом документе, „может пан канцлер спокойно держать и выгоды с него брать, без единой препоны, аж покуда не будет ему возвращена сумма 14600 зл. польских” (27). На отдачу этой упомянутой суммы пан Марцин Немира однако не осмелился, поскольку уже в том же самом 1617 году на судебных роках в Бресте, подписал акт продажи „навечно Березы и неизменным правом тому же Его Высочеству Льву Сапеге”, то есть тот „двор тот самый главный в Березе, строения всяческие, земли, поля, само местечко Береза с всеми мещанами и торговой пошлиной, реки, озера, мельницы, бобровые гоны на реке Ясёлде” и т.д. за 24.000 зл. польских (28).

Как также отразился на истории местечка этот повторный и на этот раз длительный переход Березы в дом Сапежинский?

Прежде всего пан канцлер Лев Сапега как усердный католик обустроил березский костел. Необходимость нового учреждения для упомянутого костела становилась тем более жгучей, что „после года 1538 костел березский с всеми землями достался aligno fato в руки кальвинистов и у них в течение несколько десятков лет оставался, потому и костельные земли кальвинисты в разные руки роздали и обменяли настолько, что когда костел назад католикам после 1600 года был возвращен, то очень бедными землями наделенные, при ксендзе x. Войцехе Емеличке, прокормиться не могли” (36). Пан канцлер Лев Сапега чтобы выручить костел предоставляет в 1620 году „в селе Левошках земель четыре волока, Трояновщизной названных”, и эту запись подтверждает затем повторно в 1632 году (36).

Кроме оборудования березского костела, опекая местечко, позволяет Лев Сапега евреям в 1629 году построить школу „в этом местечке моем Березе, которую школу построив должны спокойно богослужения в ней отправлять” (14).

Кстати, мы должны добавить, что, около костела и еврейского молитвенного дома, существовала в Березе униатская церковь . Первое упоминание о ней датируется с 1618 года в документе, оговаривающем границу костельных земель, упоминается также о землях „попа русского к церкви” (25). [14]

В 1633 году, после смерти Льва Сапеги, Береза, записанная завещанием, переходит во владение его самого старшего сына, Яна Станислава Сапеги^(*31), маршалка В. Кн. Литовского, чтобы после его смерти перейти правом наследным в руки Казимира Льва Сапеги^(*32) (76 стр. 180).

Основание монастыря картузов. Казимир Лев Сапега, самый молодой из сыновей великого канцлера, унаследовал после отца кроме парламентских способностей и широких интеллектуальных горизонтов большую привязанность к католицизму (69, стр. 249). Ряд костелов и монастырей обязаны ему за щедрые дары, среди которых на первое место несомненно выдвигается основание монастыря картузов в Березе.

Закладка углового камня под фундамент картузианского костела произошла с большой помпой в 1648 году, в присутствии основателя монастыря Казимира Льва Сапеги, священника Анджея Гембицкого епископа луцкого, а также священника Иоанна де Торрес нунция апостольской столицы, но сам акт фундации был подписан немного позже. Потрясения, которые разрывали Речьпосполиту в 1648 году в связи с начавшейся казацкой войной, и вероятно смерть Владислава IV „до оформления намерений моих”, как пишет Сапега в акте основания монастыря картузов, „завершению основания этого помешали”. Временно, „на случай каких-либо изменений”, 1 дня сентября 1648 года, Казимир Лев Сапега утвердил только фундуш картузии березской в Слонимском каптуровом суде (40). После возвращения из быховского похода составляет Сапега инвентарь всего березского владения и 3 дня января 1650 г. в Варшаве подписывает акт основания монастыря (22a).

Береза Монастырская. Переход владения березского в руки монастыря картузов был несомненно важным моментом в истории местечка. Мы склонны думать, что это прежде всего отразилось в упорядоченности плана всего городского образования, о чем будет сказано ниже, а позднее нашло свое выражение в более широкой поддержке торговли и ремесел новыми владельцами.

Так например большую заботу обнаруживал монастырь о точности мер на торгах березских. „Желая иметь верные и справедливые меры”, пишет священник Кристиан Бекерс, прокуратор картузии, „специально за средства монастыря я направил гонца в город столичный В. Кн. Литовского Вильну, чтобы принес меру гарнцовую с информацией, как много таких гарнцов должно входить в виленскую бочку, чтобы затем я мог установить меру в местечке нашем Березе по нормам виленской меры для продажи и покупки разного хлеба, [15] напитков, пива, меду и т.д.” (37). В монастырском законе для местечка Береза с 1767 года мы встречаем наставление малоземельным горожанам о необходимости занятия „торговлей, покупкой или ремеслом приличествующим сословию мещан, строителям, дубильным производствам и т. д.” (16). В 1679 году монастырь получил привилей от короля Яна III на ярмарку (в день обретения Святого Креста), что несомненно создало более широкие коммерческие возможности для местечка ³⁾.

Попытка монастыря картузов улучшить хозяйственную ситуацию Березы не привела к серьезным результатам; местечко до половины XIX века всегда было небольшим, бедным поселением. Урядники Брестского Казначейского Трибунала так писали в 1711 году: „Показалось в местечке Березе, что трижды в те времена горело: раз из-за солдат в бане, второй раз из-за стрельбы пана полковника, третий из-за шведов; весьма убогое и бедное местечко к последней пришло погибели вследствие морового поветрия” (32).

Шведское вторжение особенно сильно отразилось на Березе. Как сообщает Балиньски в 1706 году здесь произошло сражение между войсками Августа Сильного и Петра Великого, а также Карлом XII, который, по форсированию перехода на Ясёлде, силой оружия занял местечко и монастырь. Береза во время шведской войны была сожжена и разграблена. Шведы захватили также нескольких монахов из монастыря, за которых потом затребовали выкуп (65).

После шведской войны, в первой половине XVIII века хозяйственная ситуация местечка немного поправилась. В инструкции, выданной для администраторов Березы в 1767 году, упоминается о том, что горожане „монастырю о хлебе natrętem i uprzykrzeniem”, что четко указывает на бедность и тяжелое положение городского населения. В то же время монастырь запрещает „тяглым крестьянам, а тем более пришлым чужакам, в городе поселяться и в нем строиться и расселяться, чтобы людному достаточно городу, на бедных землях содержащемуся, не убывало способа к зарабатыванию куска хлеба” (16).

С правовой точки зрения положение местечка Березы под правлением монастыря не изменилось, то есть как и в XV и XVI веке усиленно искали в Березе следы особой городской власти, которая имела бы хоть маленькие полномочия для самоуправления, или хоть бы являлась посредником между монастырем и горожанами: власть в местечке от имени прокуратора картузии вершил монастырский урядник (37). [16]

История местечка Береза, вплоть до времени кассации в 1831 году тесно связана с монастырем. После кассации имущества березские вместе с местечком переходят в руки Правления Государственных Имуществ бывшей гродзеньской губернии (19), причем доход с имущества, оставшегося от монастыря назначен на содержание корпуса кадетов в Полоцке.

Береза на рубеже XIX и XX века. Во второй половине XIX века ситуация Березы Картузской начинает изменяться. Прежде всего в правовом отношении местечко получает новые правила бытия. На основе городского устава, изданного бывшими завоевателями (Городовое Положение), Береза в 1877 году получает первые зачатки самоуправления (Мещанская Управа) (20). Полноценное городское самоуправление Береза получает после Великой войны в 1927 году (48).

Со средины XIX века кроме правового положения Березы Картузской меняется также ее хозяйственная ситуация. Малое, бедное местечко с исторических времен мгновенно разрастается и превращается в одно из наиболее развитых торговых центров второго ряда на западном Полесье. Кроме торговли начинает развиваться промышленность, а также мукомольное производство (две паровые мельницы), промысел масляный, в ближних окрестностях возникает фабрика мела (Леошки) а также в самом местечке скипидарная фабрика, завод газированных вод, и бетонный завод.

Береза на фоне окрестных небольших городских поселений четко выступает как более богатое и культурное местечко. Достаточно упомянуть, что в нем имеется электрическое освещение и бетонные тротуары.

В противовес упадку в период наступивший после раздела Польши роли и значения многих городских поселений в Литве и Руси, Береза Картузская начиная со второй половины XIX века переживает свой наиболее успешный период.

3.
Транспортная сеть на западном Полесье
и ее связь с историей развития Березы.

Исторические дороги. Предметом наших исследований будут пути сообщения в широком их значении — торговом, политическом и стратегическом, называемые в исторических источниках «гостинцами». История их возникновения связывается чаще всего с местными нуждами, которые в отдаленном прошлом оказывали всегда свое могучее влияние на возможности передвижения человека, зато последующее развитие гостинцев в значительной степени обусловливалось как общегосударственной так и локальной хозяйственной коньюктурой, [17] а также коммерческой политикой правителей и связанных с ней более или менее выгодных условиях транзита (68).

С историческими гостинцами с течением времени происходили перипетии, в результате которых они то развивались то приходили в упадок, переживали как и городские общности свою юность, зрелость или старость, и только некоторые из них в течение многих веков не теряли однажды завоеванного значения.

Территорию западного Полесья во исторические времена пересекало несколько гостинцев, среди которых на первое место несомненно выдвигался виленский гостинец, извечный путь, соединяющий Литву с Короной. Этот последний после Немана под Мостами проходил далее по интересующей нас территории через Новый Двор, Шерешов, Каменец, Брест, (94, 8 1). [Таб. VIII (XVI)].

Виленский гостинец, как исчерпывающе выяснили исследования Вислоуха, принадлежал к категории важнейших дорог средневековой Литвы (81). По Виленскому гостинцу тянулись купеческие караваны, проезжали послы и вельможи, шли войска на защиту восточных рубежей Речипосполитой. Было здесь предостаточно также на протяжении истории королевской свиты, поскольку этой дорогой ездили в Литву короли: Владислав Ягелло, Казимир Ягеллончик, Сигизмунд I, а также Сигизмунд Август (70, 81).

Виленский гостинец достигает максимума своей значимости в XV и XVI веках, когда на севере воссияла Вильна, как звезда первой величины в значении торговом и политическом.

Изменения, которые произошли в направлениях главных артерий Речипосполитой в XVI веке, подрезали источники великолепия виленского гостинца (81). Однако еще и в XVII веке он играет серьезную роль, как путь сообщения ⁴⁾.

Значительный упадок виленского гостинца происходит лишь в XVIII веке; по-видимому в связи с этим исчезает забота о хорошем транспортном состоянии этой транспортной артерии. Казначейская Комиссия В. Кн. Литовского под 1766 годом в Люстрации Гостинцев и Мостов уезда волковыского подтверждает на виленском гостинце разрушенную дамбу, броды очень глубокие а также необходимость „новых мостов от Нового Двора аж к селу Жолобаче” (17).

Маршрут виленского гостинца на западном Полесье интересен с точки зрения совершенного использования в тяжелых [18] местных условиях самых доступных путей сообщения. Так например упомянутый гостинец использует место удобной переправы через большую болотистую зону, расположенную к северу от пружаньской плиты, в верхней части долины Нарвы и верхней Ясёлды. Последняя немного приподнята около Нового Двора, создавая водораздел, разграничивающий бассейны двух рек, а именно бассейн реки Вислы и бассейн реки Днепр. Водораздел, как самая высокая область, а потому и самая сухая, был специально предопределен для коммуникаций в болотистых полесских регионах. Простого взгляда на карту в масштабе 1:100.000 (отрезки Пружана и Лысков) достаточно, чтобы подтвердить, что виленский гостинец использовал при переправе через болота наиболее высокие пункты водораздела, тем самым простираясь к южному полуострову, линии уровня 160 м затем подъем на 162 м, 163 м, чтобы в конечном итоге по дамбе, так называемому Жолобатому Мосту, перебраться на сухую часть пружаньской плиты.

Человек в поисках наилучшей дороги, шел здесь за животным инстинктом. Переход через Жолобатые Мосты известен был четырехлапым обитателям лесов, как то говорит Григорий Воллович, который в Ревизии Пущи и Переходов Зверинных пишет: „А там есть переход великий звериный, край реки Ясёлды, через Мосты Жолобатые до пущ” (45, стр. 20).

Кроме виленского гостинца вторым важным путем сообщения, перерезающим территорию западного Полесья, был волынский гостинец, извечный переход, среди полесских болот, соединяющий Волынь и Литву. Упомянутый гостинец, предысторию которого нужно искать в отдаленном прошлом, приобретает особое стратегическое значение во времена напряженных войн, между Литвой и волынской Русью за господство над Черной Русью (80, стр. 111). В этот период при волынской военной дороге вырастает Здзитов, важный оборонительный пункт, о котором вспоминают русские летописи.

Когда же в XIV веке кончается бесповоротно длительный период литовско-русских вооруженных противостояний, волынская дорога теряет свое важное стратегическое значение и медленно начинает превращаться в путь сообщения с торговой окраской.

Волынский гостинец, подобно гостинцу виленскому, прекрасно приспособлен к тяжелым местным условиям в западном Полесье, используя для транспортных целей сухие островки а также самые узкие проходы среди болот.

Трасса волынского гостинца, по мнению Выслоуха, лежала на интересующей нас территории, от Слонима через Коссов, Белавиче, Дзяды, Соколов, Стрыхин, Жабер, Хомск, к Пинску и далее. Кроме [19] того волынский гостинец, как подчеркивает упомянутый автор, имел свою зимнюю версию через Дзяды, Речице, Пески, Здзитов, Хомск (80).

Смещение Выслоухом центра тяжести волынского гостинца на линию Соколов, Стрыхин, Жабер и определение трассы через Здзитов только как зимней дороги, вызывает с топологической точки зрения определенные возражения.

Григорий Воллович в „Ревизии Пущ и Переходов Зверинных”, обсуждая границы Здзитовской пущи, пишет o „дороги великое здзитовское, которая идет, з Волыни до Вильна” (45, стр. 20 — 21), Также при обсуждении границы староства здзитовского с 1560 года говорится о большой дороге, которая „з Белавич на мосты жегулиньские до Здзитова провадзи” (23).

Трудно себе представить, что большая дорогая здзитовская, которая на фоне вышеуказанных источников представляется фрагментом волынского гостинца, была только зимним путем, а также, что упомянутая великая дорогая здзитовская могла проходить летом через Соколов, Стрыхин, Жабер, обходя Здзитов в радиусе 9 км. Кажется более правдоподобным, что волынский гостинец во времена самые давние проходил, огибая Соколов и Стрыхинь неизменно зимой и летом, через Речице, Пяски, Здзитов.

Гостинец через Дзяды ⁵⁾, Соколов, Стрыхин, о котором вспоминает Выслоух на основе источников конца XVIII века, должен был возникнуть значительное позже. В известных нам документах до XVI века существует на упомянутой территории только гостинец здзитовский как фрагмент волынского тракта; в более поздних документах от XVII, XVIII веков, гостинец здзитовский пропадает, зато его место занимает гостинец соколовский.

В 1559 году Григорий Воллович при разграничении пущ Березской, Белавичской и Здзитовской пишет о большой дороге здзитовской, при разграничении тех же пущ в году 1658 меняет на неизвестный Волловичу гостинец соколовский. „Оттуда мы пришли к дороге с Рудни, до речки Соловьевки и не дойдя до гостинца соколовского мы расстались”. В том же документе немного дальше: „Потом проводили нас до развилки дорог у креста, который на гостинце соколовском стоит, от которого одна дорога к Речице, вторая к Соколову ведет, и там конец границы своей Белавичаней объявил” (39). [20]

Транспортное значение гостинцев соколовского и здзитовского с точки зрения местных трудностей представляется более-менее одинаковым. Гостинец здзитовский после пересечения Ясёлды идет несколько километров по дюне среди болот, чтобы в окрестностях Чрыссы перебраться на сухую сандровую территорию. Зато гостинец соколовский проходил по дюне вдоль Ясёлды над самым руслом реки, чтобы потом, перепрыгивая с острова на остров, перейти на сухую территорию Бронной Горы. Транспортное значение обоих упомянутых гостинцев зависело прежде всего от объема работ по поддержанию искусственной дамбы, соединяющей отдельные дюны.

Окончание литовско-русских войн за господство над Черной Русью а также изменение политической коньюктуры, связанное с победой Литвы, повлекли, как мы сказали, в XV—XVI веках падение значения Здзитова, как стратегического объекта. Со временем роль оборонной крепости на западном Полесье после падения Здзитова в более скромном значении принимает Жабер, небольшой замок, над Ясёлдой, так долго бывший осажденным во время шведского вторжения войсками Карла XII (74).

Падение Здзитова повлекло за собой запущенность дамб на гостинце здзитовском, в то время как рост значенимости Жабра должен был способствовать увеличению транспортного значения дамбы на соколовской дороге, что в свою очередь могло повлечь перенос основного движения на волынском гостинце с трассы здзитовской на линию Соколов, Стрыхин, Жабер.

Мы обсудили коротко ход и значение двух важных артерий передвижения на западном Полесье, а именно волынского гостинца и виленского гостинца. Упомянутые гостинцы, как следует из вышеуказанных размышлений, обходили Березу Картузскую. Судьба местечка, которым мы интересуемся, была связана с другим путем, а именно с гостинцем брестско-слонимским, который по диагонали соединял параллельно друг к другу расположенные виленскую и волынскую трассы по линии Слоним, Косов, Береза, Кобрин, Брест.

Праистоки дороги брестско-слонимской через Березу, носящей на отдельных отрезках названия гостинцев слонимского, березского, кобрыньского, брестского, искать нужно в очень отдаленном прошлом. В исторических источниках относительно упомянутого пути (в окрестностях Березы) мы встречаем название „дорога wieczysta” (15). Совершенные условия переправы под Березой в связи с расположенной за переправой Бронной Горой вызывают предположение, что в раннем средневековье гостинец, которым мы интересуемся, мог нести определенную [21] стратегическую окраску. Как бы то ни было в половине XV века мы имеем здесь уже дело с дорогой коммерческой, как на то указывает привилей Сигизмунда I, в котором подтверждается Николаю Гамшею право на взимание в имении его Березе мыта мостового по грошу от воза так, как то уже „здавна, за отца и деда ево бирано” (18).

Гостинец брестско-слонимский в северном своем отрезке проходил соответственно тракту волынскому, чтобы лишь за Белавичами по переходу Жегулянки, среди глухой пущи, отступить от него в месте, которое „Розпутьем называно” (41), и направиться на Березу Картузскую. За Березой, интересующий нас путь проходил через Блудень-двор ⁶⁾ (в Березе главная улица носила название Блуденьской), затем как гостинец кобрыньский тянулся на Постолово (деревня Постолово „подле гостинца блуденьского и кобрыньского”) (44), Новосёлки („на гостинце кобрыньском с Новосёлок едучи”, (44) Илоск, Кобрын, и дальше в Брест, то есть к центральному пункту, где совпадали очень многие гостинцы из Литвы и Руси, учитывая стремления власти к проведению всего движения торгового с короной через брестскую таможню (74).

На трассе брестско-слонимского гостинца, в началах XV века засверкал более ярким блеском Кобрынь, как центр в широком значении торговом и политическом на фоне локальных взаимоотношений западного Полесья. Кобрынь, старый волынский город, становится в этот период времени столицей независимого княжества, которым самостоятельно управляют князья кобрыньские (80, стр. 14). К их заслуге следует отнести усилия по повышению культурного и хозяйственного уровня жизни державы. Князья кобрыньские строят церкви, монастыри (119), учреждают при своих дворах города (Пружана).

На попечении князей кобрыньских растет и развивается сам Кобрынь, приобретая все более широкое влияние и значение. В XVI веке наступает новый этап развития Кобрыня, с той минуты когда он как центр „богатой староства” переходит в руки господарней Боны.

Развитие Кобрыня в XV—XVI веках приводит к тому, что вдоль путей, расходящихся от него, как от каждой другой городской среды в минуты ее расцвета, разлетались искорки, побуждавшие к интенсификации жизни целого ряда поселений около этих путей. Одна из таких искр должна была зажечь Березу, поскольку та на рубеже XV и XVI веков получает [22] костел и право на еженедельные торги, одним словом переживает в рамках своих скромных возможностей первый успешный период.

Людские поселения создают сложную сеть пунктов, находящихся между собой в тесной связи, когда подъем или упадок одного из них ведет за собой подъем или упадок других.

Гостинец брестско-слонимский через Березу — Кобрынь, сыгравший наиболее серьезную роль в истории развития интересующего нас местечка, в общем укладе исторической дорожной сети на западном Полесье нужно признать скорее дорогой второстепенного значения. Стократ более важная с коммерческой точки зрения дорожная артерия между Слонимом и Брестом проходила к северу от Березы Картузской вдоль линии Ружана, Лысков, Новый Двор, соединяясь в этом последнем местечке с большой виленской магистралью.

Гостинец брестско-слонимский через Ружану своей большей используемостью мог благодарить лучшим местным условиям. В противовес гостинцу через Березу — Кобрынь, путь через Ружану обходил широкие и болотистые Березскую и Белавицкую пущи, проходя по их кромке, а также обходил обширные болота, расположенные по трассе гостинца кобрыньского в долине Веньца.

Первые упоминания в известных нам исторических источниках, относящиеся к пути через Ружану, Лысков, Новый Двор, мы встречаем в XVI веке. Так, Григорий Воллович в „Ревизии Пущ и Переходов Зверинных” пишет „о гостинцу, дороги великое, которая, с Лыскова до Нового Двора идет” (45, стр. 26). В „Люстрации Дорог, Дамб и Мостов В. Кн. Литовского”, с года 1766 упомянут Новый Двор, как местечко, через которое „от Слонима, Ружану через Брест на Волынь был ближайший тракт” (17). Более ясный свет на значение гостинца брестско-слонимского через Ружану проливает привилей Сигизмунда III с 1606 года для мещан ружаньских, в котором позволяется „в местечке Ружане, на большом гостинце, ведущем, со Слонима к Бресту и на Подлясье, которым знаменитые послы и купеческий люд обычно ездит” получать мостовую пошлину „по грошу от воза с товарами” (76, стр. 166).

В связи с прохождением большой дорожной артерии важной с торговой и политической точки зрения становится понятен выбор Сапег именно Ружаны как места их постоянной резиденции. Ружана входит в дом Сапежинский в 1598 году после выкупа ее из рук Тышкевичей канцлером Львом Сапегой за 30.000 польских злотых (76, стр. 161).

Превращенная в постоянную резиденцию одного из самых богатых родов в Польше, Ружана развивается очень быстро. Блеска дворцам ружанским добавляют регулярные королевские визиты, которые сопровождаются необычайно роскошными пирами, так подробно описываемыми Когновицким и Радзивиллом (69, 77). Ружана становится очень известной не только в пределах В. Кн. Литовского, но едва не во всей Речипосполитой. Очевидно рядом с роскошью дворцов под могучей опекой Сапег должно было развиваться и само местечко.

Величественный расцвет Ружаны в начале XVII века приводит к тому, что из придорожного пункта на одном гостинце она сама становится центром концентрации дорожной сети. Тореные пути, которые первично обходили Ружану, начинают сворачивать к ней, поскольку зажиточность местечка в связи с огромной фортуной Сапег могла обеспечить купцам выгодные коммерческие сделки. Таким образом старый волынский тракт, направляющийся через Коссов — Жировице к Слониму, в форме позднейших изменений, как это подтвердил Орда (74), сворачивает на Ружану. Также и тракт от Слонима, направленный к Волковыску, тоже сворачивает на Ружану. Кроме упомянутых изменений на старых гостинцах, развитие Ружаны дает зеленый свет для новых дорог. Одной из таких дорог, которая в XVII — XVIII веках развивается под влиянием Ружаны, был селецкий тракт.

Для подробного выяснения транспортной ситуации Березы Картузской мы должны несколько слов посвятить истории развития селецкого тракта.

Первые исторические упоминания о селецком тракте мы встречаем в акте закладки пружаньской церкви в XV веке. В связи с передачей земель в местечке на церковные нужды князем кобрыньским, Иваном Семеновичем, читаем, следующее: „Которая то земля при той же церкви положение мает, плацами названная, зачинается от улицы Широкой, тракта селецкаво, а другим концом опирающуюся о рыку Муху” (65, стр. 628). Потом Дмитрий Сапега в „Ревизии Экономии Кобрыньской” с 1663 года обменивает мельницу „на реце Винцвие, на гостинце селецком” (44). Вероятнее всего однако селецкий гостинец в XV—XVI веках не был дорогой большого значения, особенно к северу от Сельца, на трассе через пущу, расположенную в долине Ясёлды, поскольку Григорий Воллович в „Ревизии Пущ и Переходов Зверинных” упоминает большие гостинцы здзитовский, березский, лысковский, и совершенно не вспоминает о пути селецком. Со временем однако ситуация меняется. В „Люстрации Дамб и Мостов” Казначейской Комиссии скарбовой В. Кн. Литовского с 1766 года гостинец селецкий уже называется варшавским трактом, или также „трактом с Козеброда в повет Слонимский идущим” (17). [24]

Тракт с Козеброда то есть от Бреста через Каменец шел как подает упомянутый документ двояко: „На Пружане, или на Линово, деревня дамбами вновь построенными, где ближе полторы мили”. Далее, за Пружаной, упомянутый тракт шел через Венец, („деревня Венец к пружаньской экономии, которая принадлежит, и дамба на болотах к Сека тянущаяся”) или также через Кабаки к Березе (17). Но последнее изменение тракта от Козеброда, в направлении интересующего нас местечка, первоначально должно было иметь большее значение от направления селецкого, поскольку Береза ранее от Сельца ⁷⁾ получает еженедельный торг и право мытное, ведь мы склонны думать, что с минутой когда звезда Ружаны засияла во всей своей величине, дорогая селецкая, направленная прямой линией к Ружане, начинает доминировать, приводя березскую ветвь к второстепенному значению.

Гостинец через Пружану, Селец, Ружану должен был много работать на протяжении XVII — XVIII веков, поскольку российские власти обсаживают эту дорогу деревьями и направляют на рубеже XVIII и XIX веков через Селец конную почту, а также все людское движение между Польшей и востоком, как это говорится в описаниях Немцевича, содержащихся в его „Исторических Путешествиях” (73).

Развитие гостинца селецкого, дороги, конкурирующей с расположенным параллельно к нему старым березским гостинцем, был невыгоден для интересующего нас местечка. Отрицательное влияние селецкого тракта будет понятно еще более выразительно, если мы осознаем, что он идя от Козеброда, должен был перетянуть на себя не только движение от Бреста через Каменец, но также движение от Бреста или от Дывина ⁸⁾ через Кобрынь. Склонны мы считать, что выгоднее было купцам, едущим от Кобрыня, пользоваться немного более длинной дорогой через Пружану, и дальше Селец, Ружану, где в XVII веке можно было встретить людные и богатые поселения, чем ехать более короткой дорогой, по грязи и пустыне через долину Веньца, прямо на Березу Картузскую.

Таким образом мы видим из вышеуказанных размышлений что развитие Ружаны в XVII веке, в противовес развитию Кобрыня в XV веке отрицательно повлияло на судьбу местечка. Каптаж^(*14) путей сообщения в направлении на Ружану привел к тому, что Береза оказалась на отшибе, вне волны наиболее интенсивного коммерческого движения.

Отрезанная широкой полосой девственных пущ от Ружаны, расположенная вдали от самых загруженных трактов западного Полесья, Береза [25] Картузская в половине XVII века должна была быть исчезающим местечком без особого значения, влияние которого не распространялось далее, чем несколько километров. Это положение Березы в тихой стороне объясняет избрание ее основателем обширных имений Сапежинских как жилья для монастыря картузов. Суровое правило Св.о Брунона требовало отдаления от суеты тленного мира, который мешал собранности и созерцанию (114). Очевиднее всего Береза отвечала вышеуказанным требованиям, поскольку Казимир Лев Сапега, известный своим необычайным католическим рвением 2), отдает ее монахам. „Давно я задумал”, мы читаем в учредительном акте, „до имения моего отчего, Береза названной в воеводстве брестском лежащей, de nova radice ввести преподобных отцов Картузов Ордо С. Брунонис” (40).

Монастырь картузов, завершенный окончательно с большим вложением средств в 1666(65) году, представлялся очень богатым. Когновицкий в немного преувеличенной форме рассказывает, что он мог быть причислен к категории „самых известных и самых богатых монастырей, которые только есть в мире” (69).

Грандиозность картузии несомненно повысила значение Березы. Усиливается движение по дороге, направленной к Березе, тянутся паломники из разных уголков страны. Монастырь привлекает интересующихся, кто хотел „быть, увидеть, удостовериться, что посреди ничего особенного, посреди края не более интересного чем Пустыня, которая на пришельца из мира так удивительно похожа” (69).

Движение паломников кроме своей интенсивности не сыграло большей роли в истории развития местечка. Стали тому препятствием войны, пожары, моровая болезнь а также общее хозяйственное падение страны, так четко отмечаемое на рубеже XVII и XVIII веков (71, 78). Береза Картузская на протяжении истории, как это подчеркивают исторические источники, была только „карликовым и слабым” местечком.

Дороги современные. В первой половине XIX века организация дорожной сети на западном Полесье подвергается основательным изменениям: начинается упадок старых транспортных маршрутов возникают новые транспортные артерии. Коренное изменение политической коньюктуры выдвинуло в этот период времени потребность в новой стратегической дороге. Взрыв ноябрьского восстания а также последующий его ход, который шел с переменным успехом для обоих противоборствующих сторон, четко показал России неуверенность ее господства над Вислой. Для удержания территориальных завоеваний на земле Речипосполитой Николай I пытается построить укрепленные пункты сопротивления, предназначенные для российских вооруженных сил. Таким образом в 1831 году возникает крепость [26] в Бресте (98), в 1832 году — 5 варшавская цитадель. Вместе с постройкой крепостей возникает потребность их объединения путями сообщения с центром российского государства. С этой целью проведено большое брестское шоссе, которое через Брест соединяло Варшаву и Москву.

Большое брестское шоссе, законченное окончательно в 1848 году (47) становится сразу одним из наиболее загруженных артерий движения между Польшей и востоком. Покрытая гравием новая дорога дает ей выдающуюся прерогативу в сравнении с дорогами грунтовыми, таким образом новая дорога собирает на себя движение с соседних путей подобно как главная река собирает свои притоки. До введения железнодорожного сообщения брестским шоссе в широком масштабе пользовалось польско-российское коммерческое движение, по этой дороге перемещалась внутрь российского государства конная почта, предназначенная для частных поездок (118).

Трасса брестского шоссе проходила на западном Полесье за Брестом через Кобрынь, Запруды, Свадбиче, Березу, Заполье, Ивацевичи.

Курс брестского шоссе совершенно не согласуется с укладом исторической дорожной сети. Старые дороги характеризуются чрезвычайной сложностью, вызванной необходимостью лавирования в болотистой, трудной для движения местности. Совсем иначе брестское шоссе: оно проходит по линии идеально прямой, совершенно игнорируя мелкие особенности территории.

Прямолинейность брестского шоссе привела к тому, что множество поселений, прежде затерянных среди полесского бездорожья, мгновенно очутилось вблизи главной артерии движения. Одним из таких поселений, которые из-за новой дороги были возвращены из забвения, и являлась также Береза Картузская.

Процесс оживления Березы в связи с переносом главного транспортного маршрута на ее территорию чрезвычайно характерен. Подобно тому как на рубеже XVIII и XIX веков начинается интенсивное развитие Сельца ⁹⁾, как пункта остановки на большом тракте в Россию. Строительство брестского шоссе перечеркивает уже до некоторой степени устоявшееся значение Сельца и противопоставляет ему соседнюю Березу.

Кроме брестского шоссе очень важным моментом, который повлиял на транспортную ситуацию интересующего нас местечка, было введение [27] железнодорожных дорог. Выдающееся стратегическое значение Бреста в оборонной системе государства российского (122, стр. 43) повлекло, что железнодорожная линия Москва — Брест была построена ранее многих других российских линий (в 1871 г.). (125). Линия Москва—Брест на западе Полесья проходит более менее параллельно к большому брестскому шоссе, минуя Березу Картузскую на расстоянии 1 1/2 км.

Железнодорожная сеть, учреждаемая на территории восточных земель Речипосполитой бывшими захватчиками, по соображениям политическим, как это уже мы указывали раннее (105), неоднократно изменяла урбанистические центры края. Береза Картузская в этом отношении оказалась еще в достаточно выгодном положении, поскольку железнодорожная станция (Блудень) была заложена на расстоянии менее 4 км от местечка.

Значение железной дороги для Березы было особенно важным в первых десятилетиях ее существования, пока, кроме Московско-брестской линии, не была построена полесская линия Лунинец — Пинск (1882 — в 5 г.). (126 стр. 36). В этот период времени, как утверждают старшие местные купцы, к железнодорожной станции в Блудне через Березу тянулось коммерческое движение от Дрогичына, Хомска, Янова и даже отдаленного Пинска, вдоль всего Загородья.

Таким образом мы видим, что Московско-брестская железнодорожная линия внесла следующие изменения в положении Березы: она последняя из придорожного пункта на большом шоссе вырастает к размерам транспортного узла, или вернее по-видимому центрального узла, к которому тяготело окружное движение со всей окрестности.

Удачная система транспортной сети во второй половине XIX века привела к тому, что Береза в упомянутый период времени непрестанно росла, обгоняя в своем развитии многочисленные, подобные ей мелкие городские образования. Кроме транспортной сети на интенсивное развитие Березы, во время последних десятилетий, повлияли еще другие факторы местного характера. Так например очень важным хозяйственным моментом для местечка было то, что был поселен в Березе перед войной большой военный гарнизон, а после войны — польская школа курсантов пехоты. Офицеры, младшие командиры а также их семьи образовали более зажиточный слой, который чрезвычайно способствовал увеличению коммерческих сделок в местечке.

Мы должны однако подчеркнуть, что упомянутые моменты в истории развития Березы Картузской, связанные с военным гарнизоном, как и со школой курсантов, носят решительно вторичный характер, являются следствием предварительно проведенных новых транспортных артерий. Два моста на Ясёлде, железнодорожный и шоссейный, два перехода через болотистую долину реки под Березой повлекли то, что последняя не только [28] лежала у большой стратегической дороги от Бреста и Варшавы, но сама стала стратегическим пунктом первостепенного значения, как на это четко указали ожесточенная борьба, которая продолжалась под Березой во время мировой войны, а также во время польско-большевистской войны (117). Стратегическое значение Березы, как мостового плацдарма, повлекло к тому, что на ее территории был расселен военный гарнизон, который в свою очередь, как то уже мы вспоминали выше, стал фактором хозяйственного развития местечка.

Выводы. Подытоживая вышеуказанные размышления, связанные с системой исторической и современной дорожной сети на западном Полесье, мы находим, что транспортная ситуация Березы Картузской подвергалась на протяжении истории определенной флуктуации.

В XV—XVI веках местечко, смысл существования которого был связан с естественной переправой через болотистую долину Ясёлды, просыпается к немного более интенсивной жизни как остановочный пункт на гостинце кобрыньском.

В XVII веке развитие Ружаны и каптаж дороги в ее направлении вызывает огибание Березы главными транспортными потоками. Вытекающие отсюда отрицательные коммерческие условия переходят в период застоя: местечко, расположенное на отшибе, становится местом расположения монастыря. Грандиозность и широкая слава картузии превращает гостинец березский в дорогу с определенной религиозной окраской. Мы подчеркнули однако, что коммерческое движение, которое чаще всего идет вслед за движением паломников, не развилось на упомянутом гостинце: тому причиной стали стихийные бедствия а также общее падение благосостояния в стране.

В XIX веке ситуация изменяется. Топологические аргументы, связанные с траспортом, теряют свою основу. Приходит время волевым актам. Россия Николаевская бросает на территорию Речипосполитой новую дорогу, не считаясь совершенно ни со спецификой территории, ни с хозяйственными потребностями края. Отразилось в этом определено своеобразное проявление деспотизма: одним росчерком пера зачеркнуты исторические транспортные артерии, наработанные в течение веков. Береза Картузская непредвиденно получает совершенное положение в транспортной циркулярной сети, а в дальнейшем и в железнодорожной. Местечко как в первый период своего существования оживляется: наступает его значительно более быстрое территориальное и хозяйственное развитие.

Верно подчеркивает Люсьен Февр: «Rien n'influe plus que l'histoire des routes sur les destinées des villes» (88, стр. 422). [29]