Я провел некоторое время в Земле Обетованной как турист и вернулся домой. Моим решением было закрыть мои дела в диаспоре и совершить алию в Землю Обетованную. Я нанял в Слониме экипаж (тогда еще не было машин) и медленно поехал в Ружаны, потому что лошади были равнодушны к тому, что я спешил вернуться в свою семью. Я уже проехал большую часть пути и выехал из Слонимского леса, который находился примерно в четырех километрах от Ружан. Была полночь. Я вдруг почувствовал, как кто-то ходит в темноте ночи. Кто бы это мог быть? Может грабитель? Затем этот человек поднял руку и попросил, чтобы мы остановили экипаж. Мы ответили на его просьбу, посмотрели и узнали его. Это был Нота Лисовицки [Nota Lisowicki]. Я спросил его, что он делает в такое время так далеко от города. Его ответ заключался в том, что он хотел быть первым евреем, приветствующим своего друга, возвращавшегося с Земли Израиля. Я сказал ему: «Но ведь многие евреи уже обменялись рукопожатием со мной в Слониме». Он ответил, что хочет быть первым из евреев Ружан.

Я привез с собой около десяти пачек израильских сигарет. Я дал две пачки моему родственнику Лейбу Лерману плотнику. Он закурил сигарету и закрыл окно. Я попросил его объяснить его действия, и он не замешкавшись ответил, что не хотел, чтобы дым израильской сигареты был развеян ветром. Я раздавал остальные сигареты среди моих знакомых, давая каждому человеку по одной сигарете. Они горячо благодарили меня.

Выйди и посмотри, насколько велика была жажда евреев Ружан к земле Израиля.

От Цви Лерман

{115}

(продовольственный фонд для нуждающихся)

(Благотворительность для Пасхи) ^[3]

Праздник Пурим прошел, и приближалась Пасха. Нужно подготовить все необходимое для праздника, потребности у еврейского народа для этого праздника не так велики. Но, есть те, у кого нет средств для празднования — потому что они не могут себе этого позволить! Так возникла идея «Маот Хиттим» [Maot Chittim — праздничные деньги], предприятие, которое могло бы исправить то, что не дала судьба. Откуда берутся средства в «Маот Хиттим»? Каждый житель Ружан щедро жертвовал г-ну Лейбу Цадику (Мрунк), сидевшему в маленькой боковой комнате Большой синагоги, выдавая квитанцию за каждую сумму, полученную от каждого человека.

Но были и исключения. Я был свидетелем двух таких событий, о которых я сейчас расскажу. Я присел рядом с Лейбом Цадиком после того, как внес свой вклад в «Маот Хиттим», когда вошел Леви ткач. Поздоровавшись, он спросил:

«Сколько я должен передать в фонд Маот Хиттим?»

«Как в прошлом году».

«И сколько я тогда дал?»

«Тридцать копеек».

«Вам легко записывать суммы. Но я не могу дать так много, я дам всего 25 копеек».

Я знал, что он в неплохом положении. Сумма, установленная для него, была низкой для его статуса, но его сердце не чувствовало желания дать то, что его просили, поэтому он оспаривал сумму в сторону уменьшения. Я смутился и подумал: «Такой не обеднеет от своего народа».

Но я уже говорил, что большинство приносило щедрые пожертвования Маот Хиттим, а некоторые даже давали больше, чем просили. Вот второй случай:

Входит Юрухам Мармински [Yerucham Marminski]. Его доходы упали в последнее время. Он был независимым ткачом, а не владельцем фабрики. Однако, поскольку у него было несколько ткацких станков, он входил в список богатых людей города. Он каждый год приносил приличное пожертвование от всего сердца. Но фортуна изменчива. В этом году ему было трудно. Уже готовая ткань для мундиров не была продана. От прежних заказов отказались, а новые не поступили. Его машины простаивали. Тюки материи, уже готовой, лежали бесполезным грузом, и никто не мог их продать, а карманы его опустели. Увидев, что он вошел, я хотел выйти, чтобы не видеть его беды и не смущать его. Я был уверен, что он не сможет дать пожертвования в этом году, а, наоборот, возможно, он в этот раз получит помощь. Но он вынул серебряный рубль и внес его в Маот Хиттим, как и в предыдущие годы. Я был уверен, что у него не было средств для приобретения нужного для Пасхи. Но наши мудрецы были мудры, когда они сказали: «Б-г желает сердец» — жертвует не карман, но сердце!

От А. Левиатана

Приятный аромат праздника Пасхи уже носится в воздухе. Нужно приготовить мелкую муку, лучшую из лучших, для выпечки мацы. Наши сердца раскрывались и радовались при виде праздничных приготовлений. Мы с нетерпением ждали приближения этого великого дня — дня выпечки мацы. Кто может описать наслаждение больше этого? У всех жителей города были те же чувства, что и у нас. Было волнение.

{Page 116}

В городе было несколько хлебопекарен мацы. Хлебопекарни в этих целях были чисты и сделаны кошерными. Городские семьи по очереди выпекали в них мацу. Кто мог предсказать, когда придет наша очередь?

Отец положил муку в телегу и повез ее в пекарню. Лошади тянули телегу от нашего дома, через Канал, до моста рядом с баней. Драгоценный груз пересекал мост через Канал, и мы приезжали в пекарню. Мать и мы, дети, сопровождали телегу.

Мы входили в пекарню, уже заполненную мужчинами, женщинами и юношами. Одна женщина разминала тесто в блестящей медной чаше. Рядом с ней стояли два мальчика и приносили ей правильную меру муки и воды, чтобы замешивание не приостановилось, и тесто не стало квасным. Другая женщина брала тесто от женщин, которые делили тесто на порции для мацы. С этого момента маца перемещалась на стол, покрытый чистым металлическим листом, на котором несколько юношей делали отверстия в тесте полыми игольчатыми валиками.

Работу девушки проводили в беседах, приправленных местными сплетнями. Смех заполнял комнаты. Смех и усердие рук. Дырчатая маца передавалась в руки пекаря, который с помощью пекарьской лопаты, вкладывал ее в духовку. Он вынимал испеченную мацу примерно через минуту. Большая ее часть была белой, но часть оказывалась коричневой, поскольку была слегка подпечена. Мы получали часть такой мацы. Она была горячей, и жар распространялся по всему телу. Мы проводили большую часть дня в пекарне, и когда он завершался, нам было жаль, окончания счастливого дня.

У нас были другие подобные дни до того, как начинался праздник. Один из них был днем приготовления меда.

День подготовки меда был для нас праздником. Мать готовила мед, время от времени пробуя его, но напиток уже был хорошим и подходящим для подачи на царский стол. Мы, дети, не лезем руками в тарелку. Мы кружим около матери, тянем наши руки и просим, можем ли мы попробовать парящуюся жидкость. Мы пьем его и хвалим, потому что он хорош. Но это не было мнением матери, потому что она продолжала готовить и пробовать, и мы продолжали просить и получать дополнительные порции этого сладкого, сладкого напитка.

Дни уборки дома были дополнительными днями радости. И когда они наступают — меняется миропорядок. Все, что заполняло комнаты в доме до этого времени, выносилось на улицу. Можно было видеть лишь голые стены и потолок. Где был пол? Он был покрыт соломой, чтобы не слишком испачкался во время побелки.

И вот пришли белые ангелы — настоящие, то есть белые, в одежде, белой от побелки, которая прилипла к ним. Работа начиналась. Наши пустые комнаты, которые выросли и расширились в наших глазах из-за вынесенной мебели, продолжали расти с их новой побелкой сияющей белизной. Мы вошли в комнаты и вытянули шею, чтобы увидеть побелку. Однако нас выгоняли взрослые, которые просили, чтобы мы не бегали у них под ногами и не пачкали себя каплями белил, падавшими повсюду. Мы бежали наружу, лазали по мебели, {117} и играли в прятки. Еду нам давали не по рассписанию. Время от времени ели на книжной полке, а иногда стояли рядом со столом, вынесенным наружу. После скорой еды мы были свободны. И что нам было еще нужно? Что могло быть лучше? Как хороша жизнь.

Каникулы начались. Месяц Нисан был месяцем между школьными семестрами. Б-г сделал добро школьникам, и из них было снято ярмо учебы. Мы больше не сидели в закрытом хедере с утра до вечера. Мы могли наслаждаться славой мира. Сколько интересных, привлекательных вещей было вокруг!

День разгорался от часа к часу. Посмотри. Зимние облака исчезли. Появилось солнце, которое прятало свое лицо в течение нескольких недель и месяцев. Оно было ярким и сверкающим, теплым и ласковым. Посмотри вниз. Белый покров растаял, и земля была обнажена. Лужи собирались на земле, сверкающие цветами солнца. Множество отражений были рассеяны по лику земли. Из них возникали приятные ароматы и освежали воздух.

Как высоко было небо! Небесное небо! Голубое! Лазурное море над твоей головой. И море тоже под ногами твоими. Это была небольшая река, которая проходила недалеко от нашего дома, «Канал Тейх» [Kanal Teich?] менял свои очертания и становился могучей рекой. В течение года он был скудным потоком, а теперь переполнен. Его тихое течение превращалось в могучий, шумный поток.

Теперь ты снова поднимаешь голову, а здесь прибыло семейство аистов, сонно спавшее в своем мирном царстве. Они только что прибыли, и с ними пришел месяц Нисан, месяц весны. Пара аистов гнездилась на высоком дымоходе, поднимающемся между зданиями сгоревшей фабрики на Шлосс-Гасс, предвещая появление весны.

Однако они не единственные прибывшие. Множество птиц разных видов наполняют небо радостным щебетанием, новыми песнями. Их так много! Кто рассказал им об обновлении нашего мира? Кто рассказал им о своем возвращении к жизни? Откуда они появились? На самом деле, они прилетели с юга на праздник весны и обновления, время, когда наш город наполнен песнями и мелодиями (об истории мацы, выбеленных домах, детях на каникулах, с блеском в глазах, звуками пения в ушах и стремлением к искуплению в их сердцах). Они, птицы, рассказывают мне о нашей Земле Обетованной и о нашей родине, откуда мы пришли. Сердце наполнено тоской. Если радость Пасхи настолько велика здесь, то как счастливы мы будем там, если мы отпразднуем ее в нашей родной Земле Обетованной.

Ох, скорее бы!

Наступает канун Пасхи. После купания мы надеваем новые одежды и новую обувь. Солнце уже почти опустилось. Мы идем с Отцом умеренным шагом в синагогу, подобно сыновьям царей с их царем. Люди стекаются в молитвенный дом со всех сторон. Большая синагога наполнена радостью и светом. Тысячи свечей освещают это святое место. Тысячи ярких глаз {118} сверкают радостью и счастьем Праздника Освобождения. Синагога наполнена песнями и радостью. Кантор Каплан и его хор великолепны. Эхо свободы исходят из их уст с широким сердцем и ясным умом.

Служба заканчивается, и массы евреев устремляются в свои дома, чтобы провести Седер и рассказать об Исходе из Египта. На улицах царит приятный шум. Свет виден по всему маршруту, вырываясь из окон домов, освещенных дополнительными огнями.

Мы приходим к себе домой, неподалеку от синагоги. Дом наполнен светом и радостью. Установлено блюдо Седера, расставлены бокалы, и над ними возвышается чаша Илии. Вино для четырех бокалов находится на столе. Отец надевает свой белый киттель [kittel - церемониальная одежда], и выглядит ангелом. Он откидывается на подушку, как король. Мать одета как королева. Лики моей матери и отца сияют. Они смотрят на нас, детей с удовлетворением, радостью и светлыми глазами. И это хорошо для нас, и в наших сердцах тепло. Самый младший ребенок задает вопросы праздничным голосом, и отец читает ответ с чувством огромной важности, а мы читаем за ним. Единый голос, высокий и праздничный, голос, наполненный верой в свободу, которая все же придет, продолжается до поздней ночи; Голос, насыщенный любовью, из которого естественным образом исходит Песнь Песней ^[5].

Меир Соколовски

_______________________

1. Это, скорее всего, «Шемот Рабба» [Shemot Rabba] — мидрашская экзегетическая работа над книгой Исход [Exodus].

2. Я не уверен в этимологии этой фразы. Очевидно, она выражает спешку

3. Буквально «Деньги за пшеницу», имеется ввиду пшеница, необходимая для выпечки пасхальной мацы.

4. Краткая форма одного из Субботних гимнов.

5. Обычным является чтение Песни Песней после Седера.