Музей и общественный центр
Компьютерная база данных "Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы" составлена Музеем и общественным центром "Мир, прогресс, права человека" имени Андрея Сахарова при поддержке Агентства США по международному развитию (USAID), Фонда Джексона (США), Фонда Сахарова (США). Адрес Музея и центра: 105120, г. Москва, Земляной вал, 57/6.Тел.: (495) 623 4115;факс: (495) 917 2653; e-mail: secretary@sakharov-center.ru http://www.sakharov-center.ru
Адамова-Слиозберг О. Л. Путь / предисл. Н. Коржавина ; Здесь представлена только одна глава. Она имеет непосредственное отношение к Ружанам…
Происхождение одной фамилииМой свекор Рувим Евсеевич Закгейм был молчаливый еврей, погруженный в священные книги. Иногда он шумно спорил по-древнееврейски с какими-то стариками. Спор касался различных толкований Талмуда и горячо волновал вот уже несколько тысяч лет талмудистов, живущих в своем особом мире, очень далеком от вопросов повседневности. Один раз я спросила: — Почему вы дали своему сыну (моему мужу) имя Иуда? — А что, оно тебе не нравится? — Оно связано с предательством. — Каким предательством? О чем ты говоришь? — Иуда предал Христа, и имя его — символ предательства. — Какие глупости! Иуда — имя нашего иудейского народа. Как же это имя может тебе не нравиться? Не понимаю!
Он великолепно отвергал христианство. О нем не было написано в его священных книгах, оно было слишком современно для него. В 1930 году свекор торжественно вошел в мою комнату, где я сидела у постельки новорожденного сына. — Мне надо поговорить с тобой. Будешь ли ты обрезать ребенка? Я знала, что дед молил бога, чтобы у меня родилась девочка, потому что понимал, что мальчик останется необрезанным, а это для него была трагедия. Мне было трудно отказать старику, и я решила спрятаться за спину мужа. — Нет, Рувим Евсеевич, если бы даже я согласилась, ваш сын никогда не разрешит мне это сделать. — Если ты согласишься, мы сделаем это без его разрешения. Дед подбивал меня на преступление. Бедный! Сколько же он перестрадал, если решил восстать против обожаемого сына! — Нет, я не могу этого сделать, — сказала я категорически. — Но твой сын будет не еврей! Понимаешь ли ты, что это значит? Я не понимала. Мне казалось совсем неважным, будет ли мой сын евреем или китайцем, ведь он будет жить при коммунизме! Я никак не думала, что, когда моему сыну будет сорок лет, будет существовать пятый пункт и что дед его мог не волноваться: внук даже при желании не сможет назваться не евреем. — Знаешь ли ты происхождение нашей фамилии? Дед вытащил из кармана старинный кожаный футляр, украшенный «могиндовидом» и надписью на еврейском языке. В футляре лежал свиток пергамента. Он торжественно прочел мне непонятный текст на древнееврейском языке и перевел. Содержание рукописи было следующим. В семнадцатом веке в местечке Ружаны перед пасхой нашли труп христианского младенца. Ружанскую еврейскую общину обвинили в ритуальном убийстве. Влиятельный князь, которому принадлежало это местечко, заявил, что он сотрет с лица земли всю общину, если в трехдневный срок не выдадут убийц. Трое суток день и ночь вся община молилась в синагоге о спасении, а на утро четвертого дня два старика пошли к князю и признались в убийстве. Стариков повесили на воротах замка. Община составила две грамоты и выдала их семьям убитых. Одна из этих грамот была в руках у моего свекра. В ней удостоверялось, что старик (имярек) не является убийцей, что он отдал свою жизнь для спасения общины, что в синагоге в Ружанах о душе его будут молиться вечно, а семья его получит фамилию Закгейм, что означает «зерех кейдеш гейм» — семя его священно. Род его должен продолжаться во веки веков, и если не будет наследника мальчика, то дочь, выйдя замуж, передаст эту фамилию своему мужу. Дед прочел мне грамоту и вопросительно посмотрел на меня. — Если он будет необрезан, я не смогу отдать ему этой грамоты, а он является наследником рода. Мне очень хотелось получить этот свиток, и очень жаль было старика, который сильно надеялся, что теперь уж я не устою. Но я устояла. Оскорбленный, он вышел из комнаты и унес свое сокровище.
Деда давно нет в живых. Во время войны пропал свиток. Последнему Закгейму, сыну моего сына, скоро исполнится год. Он учится ходить. Он еще не умеет держать равновесие и качается на своих пухлых ножках. Я смотрю на него и думаю: сколько бурь пронеслось над человечеством с семнадцатого века, когда «на веки вечные» выдана была грамота семье Закгейм... Один Закгейм, председатель Ярославского горисполкома, в 1918 году был растерзан во время белогвардейского мятежа. Четверо убиты на войне. Несколько человек погибли в печах Освенцима. Мой муж расстрелян в подвале Лубянки в 1936 году. И все-таки передается эстафета. В этом крошечном существе течет кровь его прапрапрадеда, отдавшего жизнь за общину. Что ждет его в конце страшного двадцатого века и в еще более страшном веке двадцать первом? А может быть, вывезет кривая и продлится род «во веки веков»?
|