pict На главную сайта   Все о Ружанах pict
pict  
 

Леон граф Потоцкий
(Бонавентура из Кочанова)

 

ВОСПОМИНАНИЯ
 о Свислочи Тышкевичевой,
Деречине и Ружанах
 

Петербург
1910
 

Перевод и комментарии: © А.В.Королёв.

 

 

Здесь представлена 4-я часть «Воспоминаний», посвященная непосредственно Ружанам.

«Воспоминания» написаны Леоном Потоцким(2) примерно в 1860 году, а опубликованы на польском языке уже в 1910 г. в журнале «Kwartalnik Litewski», в номерах 2,3,4,5. Полностью «Воспоминания» печатались также в ж-ле «Неман»(1).

Данный перевод выполнен мной по тексту, приведенному в «Квартальнике Литовском»  Не хочу дискутировать относительно качества перевода, если есть замечания — прошу сообщить. Сам понимаю, что их может быть предостаточно. Но, во-первых, не привык нарушать авторские права переводчика, сделавшего эту работу для ж-ла «Неман», во-вторых, у меня попросту не было сего ж-ла, и я даже не видел его. На вопрос: буду ли переводить «Воспоминания» полностью отвечу - вряд ли, потому как не по теме сайта. В то же время на сайте имеется полный исходник на польском языке со всеми оригинальными иллюстрациями но без каких-либо комментариев. 

Большие сложности возникли при переводе давно уже не употребляемых терминов, тем более не на белорусский, а на русский язык, в котором часто даже таких понятий не существует. Поэтому такие слова как traktament, sajeta, kontusz, liberja, cześnik, я  не переводил, а постарался передать их звучание: трактамент, сажета, контуш, либерья, чесьник. Точно также старался переводить и название городов, имен. Поэтому здесь «Ружана» а не «Ружаны», иногда «Ляхович, Ляховиче», а не «Ляховичи».

Пришлось дать массу примечаний, вынесенных в конец текста, без которых современному читателю многое будет трудно понять. В то же время, обнаружил массу нестыковок в именах и датах, поэтому в какой-то момент попросту перестал давать пояснения к ним. Объяснить это просто: рассказ основан (во всяком случае так пишет автор) на воспоминаниях бывшего слуги канцлера Сапеги - 80-летнем старике. Да источников у автора было, видно, недостаточно. Но художественно-описательная часть публикации от этого не становится хуже.

Из иллюстраций, содержащихся на данной странице сайта, всего одна взята непосредственно из публикации в «Квартальнике Литовском» — это гравюра Н.Орды «Ружаны» — пусть не качественная, зато из оригинала. Виньетки в начале и в конце текста также взяты из «Квартальника», но к публикации отношения не имеют. Все остальные иллюстрации непосредственного отношения к работе Леона Потоцкого не имеют и подобраны мной.

А.В.Королев.

 

<...>

РУЖАНА

 

[«Kwartalnik Litewski», 1910, № 5 страницы 145-160.]

 

В 1834 году, в конце июня, направляясь из Бреста Литовского в Слоним, заехал я на ночлег в Ружану. Поскольку то был рыночный день, корчму застал переполненной крестьянством. Позвал посредника (3) и сказал подыскать себе пансион в частном доме, что он, как говорят, одной ногой исполнил, высадил из брички перед небольшой деревянной усадьбой, которая принадлежала Данилловичу, давнему слуге князя канцлера Сапеги. Хозяин — восьмидесятилетний старец в полотняном балахоне и соломенной шляпе — принял меня у двери своего дома и завел в комнату набело оштукатуренную, чисто убранную. Топчан, несколько сосновых табуреток, лавка между камином и печью, вот и все убранство. На стене висели святые образы: N. N. Жировичской, Остробрамской и святого Казимира, покровителя Литвы. На окнах стояли цветочные горшки с геранью, китайской розой и канной индиго. Устроившись в своей комнате, я сказал поставить самовар, а приготовив чаю, пригласил на него Данилловича.

— Отец, — обратился я к нему, — уже давно живете на свете, давние помните истории.

— Мой пан, — ответил старец, — кто девятый крестик скоро поставит, многое видел, многое запомнил, о многом сожалеет, а если еще чего-то себе желает, то разве что вечного покоя.

В юности моей служил я военным во время Барской конфедерации(4), в хоругви(5) пана подчашего(6) Потоцкого(7), когда тот был женат на Сапежанке(8); как только война закончилась, я вернулся в Литву и пришел во двор князя канцлера Александра Сапеги(9), — Царство ему небесное! В году 1794 зачислен вновь в солдаты, но ранен, на нищенском хлебе, добрался обратно к Ружане. Прежних господ уже в живых не застал; от всего скота осталась мне эта небольшая усадьба с садом и двумястами злотых пожизненного содержания, которое я от князя Франциска(10), сына благодетеля моего, регулярно получал, но ровно по его смерти потерял я и это последнее к жизни пособие. И с той поры хоть есть еще картофель в горшке, но бракует к нему прикрас.

После чая, желая воспользоваться последними минутами солнца, снижающегося к закату, я пошел с Данилловичем осмотреть давний сапежинский дворец. Вскоре мывошли в середину обширного здания: — «тут, когда-то — вымолвил сдавленным голосом Даниллович, — проживали несколько веков панове предки господ моих, давняя Сапегов семья; здесь жил князь канцлер, здесь же сын его родился, я носил его на руках, и не надеялся, что его переживу!

У Ержи Сапеги(11) воеводы мстиславского, с Изабеллой Полубенской(12), был сын Казимир(13) и три дочки: Бенедикта(14) за Николаем Радзивиллом(15) воеводой новогрудским, Кристина(16) за Тышкевичем(17) и Анна(18) за Щукой(19). От второго брака с Солтановой(20), родилась еще одна дочь, Екатерина(21), наследница имений Ружане, Кретынги и т. д., выданная в двадцать лет после смерти отца за Иосифа Массальского(22), подчашего литовского. Екатерина Сапежанка, осталась сиротой без отца и матери, воспитывалась при сестре Радзивилловой, от нее вышла замуж. Хоть я был в то время малолеткой, помню, когда панна воеводинная новогрудская провожая супругов молодых в Ляхович, резиденцию гетмана Массальского, задержалась в Ружане, где ее принимал вместе со всем свадебным обществом, Казимир Сапега, волынский староста, двоюродный брат молодой панны. Я помню те праздники, пиры, танцы, фейерверки, а если бы меня в чем-то детская память подвела, врезались в нее частые о том же рассказы родича моего.

Было то в 1752 году, в Рожане, на окраине города; в той собственно стороне, откуда пан приехал, возвышалась триумфальная брама, украшенная во всяческие регалии счастливого супружества, с соединенными цифрами и гербами объединенных между собой супружеством семей. Процессии предшествовала сотня сапежинских Боснийцев(23), за ними шла надворная капелла, играя на духовых инструментах праздничный марш; далее конюший с конюхами на лошадях, затем пешие оруженосцы, за ними панна воеводинная новогрудская с панной подчашей литовской, сестрой своею, в открытом ландо(24), полностью золоченном, запряженном шестеркой испанских дзянет(25), белых, как молоко. За каретой следовали два пажука(26) и гайдук(27), а по каждой стороне — по одному малолетнему пажу, прицепившиеся на ступени — все в сапежинских цветах(28). При карете справа ехали на конях: пан воевода новогрудский с Казимиром Сапегой, здешним хозяином, окруженные первыми вельможами Литвы; слева, пан подчаший Массальский, в сопровождении многочисленной группы наипрекраснейшей молодежи. Длинный ряд разнообразных карет тянулся сзади, а в самом конце отряд пехотного полка сапежинского имени, завершал эту свадебную свиту.


Ружане (Из альбома Наполеона Орды).

Когда въезжали на дворцовый двор, загремели пушки. Перед крыльцом приветствовал молодую пару Михал Массальский(29), гетман польны, и, обняв сына и невестку, когда те к нему в ноги упали, дал им отчее благословение. Затем вышел им навстречу князь Михал Радзивилл(30), великий гетман, великого княжества литовского, вместе с женой своей, последней из княжеского рода Вишневецких(31), и, подав руку молодой панне, ввел ее под звуки музыки в величественные покои ружанского дворца. Во второй паре шла за ними княжна гетманова с паном подчашим Массальским. Не буду пану детально описывать тех трактаментов(32), пиров, танцев, веселья разнообразного вида, достаточно сказать, что длились несколько недель; пол-Литвы на него съехались, а поскольку невозможно было вместить всех во дворце, все население Ружан вывезли в окрестные деревни, а в городских домах, вычищенных и приведенных в порядок, размещены приезжие. Временами, когда во дворе кормили гостей лучшими лакомствами, самые дорогие вина и мед лились фонтаном, для слуг запекали ежедневно целых волов, баранов, телят и свиней. В конюшне несколько сот прибывших коней поставлены на панский прокорм.


Моды 1820 г. из
«Ежегодника Виленского»

Ах! Милостивый пан, иные тогда были времена, иные люди, иначе жили! Прежде каждый шляхтич, был только кармазиновым(33), в кафтане из сажеты(34), с золоченым поясом, с шапкой набекрень, при сабле, выглядел как магнат, сегодня каждый магнат в коротком платье, с обрезанными полами, в тесной шапке и в тяжелом галифе(35), выглядит так как нам рисуют дьявола, или как комедиант, что за деньги в театре играет. Теперь о дисциплине! После тех сапежинских праздников, о которых очень долго по барским дворам и шляхетским усадьбам как о сказочном принце и об очаровательной принцессе рассказывали, пан гетман Массальский забрал с собою в Ляхович сына и невестку. Кроме панны воеводинной новогрудской, которой было тяжело расставаться с сестрой, никто молодоженов не проводил, потому, что поскольку гетман не имел привычки приглашать, также мало кто, да и то разве по делу, к нему заезжал. Здесь еще прибавить нужно, что молодая чета, так соответствовавшая эпохе, имению, славному роду, недолго была счастлива, чего, казалось, ничто не предвещало...

Пан подчаший Массальский, по несчастливой иронии судьбы, разум утратил, жена его после длительных попыток и сложностей, лишь при участии князя канцлера Чарторыйского, получила развод, но повторно брак не заключала и умерла молодой. Муж ее в состоянии безумия прожил двадцать лет. Старец, то ли уставши от длинного повествования, то ли измученный тяжкими воспоминаниями, умолк и на последующие мои вопросы, когда прекратил отвечать, уважая молчание, происходившее из глубоких чувств, я вышел на дворцовый двор. Весь он был заросший травой, по которой паслись козы, в саду вырезаны шпалеры(36), фруктовые деревья одичали; вместо цветов — сорняки; пруды запущены, каналы без воды, и посреди этого общего уничтожения — здание, которое напоминает еще внешним видом то, чем было раннее, но внутри... переделанное в фабрику! Во что же превратились те покои, наполненные всей роскошью востока и запада? Где та многочисленная коллекция редких книг, богатый арсенал? Где покои, в которые входили примасы(37), епископы(38), канцлеры, гетманы, воеводы, первейшие магнаты государства? Сегодня, потертые дорогие гобелены, лишенные позолоты ламперии(39) — в мастерской!

Говорят, что «любопытство — первый шаг в ад», — так ли это, я не ручаюсь, потому что столько людей ежедневно по этим ступеням ходят, что хоть бы один дошел и сообщил нам, что там делается, и так, может быть, от любопытства излечил. Прежде чем это, однако, произойдет, интересно, в связи с чем Массальский потерял рассудок, (о чем я слышал, как то говорят, «с пятого через десятое») несмотря на то, что назавтра должен был выехать из Ружаны, задержался я днем дольше и узнал об этом, так как только по истоку восьмидесяти лет может дойти до нас правда, неискаженная клеветой ревности, неоскверненная ядом зависти, очищенная пробирным камнем времени.

Хорошо кем-то сказано, что край наш был всегда подобен заезжей корчме, всем ветрам открытой, в которую каждый когда хотел, въезжал, наедался, напивался вволю. Где ни морские побережья, ни стремительные горные полосы не обеспечивают границ, там его цепью оборонной крепости заменить требуется. Такой предусмотрительной стратегии почти все народы придерживаются; одни только отцы наши, того мнения не разделяли, повторяя, что: «храбрая грудь и сабля в руке — наилучший заслон и защита». Кроме слабых стен, окружавших когда-то Краков, Варшаву, Львов; кроме Честоховы, которую только лишь опека Пресвятой Богородицы чудесно спасла от шведов; кроме Каменца-Подольского, потерянного Михалом Корыбутой Вишневецким, Собеским даже не возвращенного, а возвращенного Польше лишь трактатом Карловицким; кроме крепостей наднеманских, литовских против крестоносцев, а вернее — тевтонских против Литвы, если в стране нашей мы видим еще останки древних замков, то были дворы польских магнатов, укрепленные ими самими от нападения Татар, а особенно от нашествия противного себе, и часто более сильного от себя соседа. К этому ряду оборонительных замков принадлежали Ляховичи, расположенные у реки Дарев в прежнем воеводстве новогрудском. Иван Карл Ходкевич, великий гетман великого литовского княжества, наследник Ляхович, откуда писался графом, переделал обитаемый свой двор на сильную крепость, входящую даже в число самых мощных в Польше. Вскоре после его смерти, перешли Ляховичи к Сапегам.


Ляховичская крепость и замок.

При короле Иване Казимире, в 1660 году, князь Хованский, с войском царя Алексея Михайловича подступил под Ляховичи, город пожег, и, говорят, в течение шести месяцев держал в осаде. Защищал его храбро Михал Юдицкий воевода речицкий, но вынужден был, в конце концов, прекратить сопротивление, потому, что ему уже пороха и продовольствия не хватало; если бы Павел Сапега, великий гетман великого княжества литовского вместе со Стефаном Чернецким, русской воеводой, по одержании победы под Полонкой, не ударили бы по лагерю Хованского, чем воспользовался Юдицкий, совершив вылазку, и немало помогши освобождению Ляхович. Иван Хризостом на Гославице Пасок(40), описывая это военное событие, так говорит:


Ян Хрызостом Пасок под Ляховичами,
картина Юлиуша Косака

... «Вышел тогда Чарнецкий к Ляхович, в день N. Панны, вышли напротив него крестным ходом монашки, шляхта, дворянки, и кто только был в этой тяжелой осаде. «Приветствуй! — кричат – пожалуй, непобедимый военачальник, пожалуй, от Бога нам посланный охранитель! Были и такие, особенно из белых голов что звали: «Спасителе наш!» Закрывал шапкой уши, не желая ту лесть слушать. Когда ехал за ним Сапега, половины того одобрения не было, только простое приветствие, хоть это его собственная дедизна. Зашел затем в костел. Только тогда Te Deum Laudamus, только тогда триумф! Из пушек били, аж земля дрожала, а затем прекрасное богослужение, проповедь, поздравления, благодарность Богу за благословение и везде полно радости, смешанной с плачем, потому что там все магнаты из литовского княжества, к этой крепости направились были. Направил тогда Сапега пушки добытые к Ляхович, они все красивые, бронзовые и одной пушки железной не видел. Чернецкий послал их к Тукоцину двадцать, чтобы присоединить их к своим двум старым чрезмерно длинным и дальнобойным».


Михал Жозеф Массальский
портрет Шимона Чеховича

В 1706 году, когда Карл XII, занимал в Литве околицы Гродна, а войска Петра Великого подкрепленные казаками Мазепы стояли на зимних лежбищах от Минска до Ляхович, твердыня та, по доблестной защите, поддалась шведам. В 1709 году Григорий Огинский, великий гетман великого княжества литовского, поддерживаемый провиантом российским, осадил Ляховиче, но атакуемый превосходящими силами Александра Сапеги, великого литовского маршала, который держал сторону Лещинского, по короткой борьбе должен был отступить, оставив победителям все военное снаряжение. При короле Станиславе Понятовском, во время Барской конфедерации, не одно произошло столкновение под стенами ляховичской крепости. С той поры постепенно падать начала, а сегодня едва следы по ней остались.

От Сапегов Ляховичи перешли к Массальским. Князь Михал гетман, заложил в них резиденцию свою; сын его и наследник Игнатий епископ виленский поменял его с урядниками на имущества в княжестве Жмудском и в виленском воеводстве расположенное.

Ухвалой сейма Гродненского, в 1793 году, Ляховиче достались по праву ленному Коссаковским, за суммы, причитающейся им Речи Посполитой. Род князей Массальских, хотя и от князей русских берет свое начало, не известен никогда был большими чинами, и ни большого значения и не прибылей не имел. Князь Михал должен самому себе быть обязан большой удаче, которую детям оставил и достоинств, которые получил. Амбициозный и жадный, чего желал, получил, то ли благодаря железной воле, то ли благоприятным обстоятельствам, которыми он умел воспользоваться. Королем был у нас тогда Август III, были то времена 30-летнего мира, или, вернее, летаргического сна, Массальский также стал Епископом Виленским, а затем «великим гетманом мира», как ее называли тогда. Рассказывал сам, что, когда освободились(?)(41) печать и булава великого княжества литовского, во сне ему почудилось, во сне показалось ему, что попеременно подбрасывая, печать упала на землю, а жезл остался в руке. То ли сон подал ему мысль добиваться заслуг, не знаю, то только верно, что он скоро сбудется. Считался очень умным хозяином, но ум его только на то направлен был, чтобы достичь задуманного, а хозяйство, чтобы собирать грош к грошу. Роста был очень малого, по комплекции чрезвычайно худой, совершенного однако здоровья. Больше всего радовался с того, что в сукне на контуш(42) на один локоть меньше чем князь Карл Радзивилл(43) нуждался, а на доктора и аптеку за всю жизнь ничего не дал. Скаредность его доходила до такой степени, что после святой мессы, которую всегда с великой набожностью слушал, идя через церковь повторял: «Господь, Бог Всемогущий, обращаю эту молитву на поднятие святой католической церкви, а мне дай талеров битых, голландских лучше, Аминь!» Чрезвычайно любил деньги и в пожилом возрасте играл весь день, разглядывая дукаты и перемывая талеры. При кровати его большая бочка заполнена была дукатами, так мастерски наполненная, что хотя одна сторона бочки была открытой, достать их оттуда никто не мог.

Асистенция гетманская, состоящая из нескольких товарищей(44) и нескольких рядовых(45) плохо оплачиваемых и кормленных очень плохо, составила себе следующую литанью(46):

«Мы к Полонге — крупеник(47) за нами!

Мы к Мыши — крупеник за нами!

Мы к Слониму — крупеник за нами!

От казана черного, избавь нас Пани!

От гетмана нашего, освободи нас Пани!»

Не бывал ни у кого по соседству, в желании предотвратить ответные визиты, но побаивался больше всего посещений князя Карла Радзивилла, который в окружении приятелей и слуг, всегда с дружиной до ста лиц, к соседям заезжал.

Однажды, Массальский сидел один в своих покоях, когда дают ему знать, что едет князь Карл Радзивилл с целой стаей охотников и огромной псарней. Срывается с места, хочет убежать, но куда? Выглянул в окно, двор полон людей, увидят! убежать в другие покои нельзя, поскольку ни одна дверь не закрывается на замок. Спрятался бы в ларе, если бы не опасение, что может в нем задушиться; влез бы в камин, но в нем огонь горел. В таком критическом положении, не теряя никоим образом голову, выбегает в коридор и закрывается в месте наименее чистом из всего дома...


Кароль II
Станислав Радзивилл

Князь «Дорогой Пан»(48), едва слез с коня, предупрежденный благосклонными к себе, идет сразу шаг в шаг за гетманом, становится в самой двери укрытия: — «Прошу открыть!» — кричит. Молчание. — Прошу открыть! — повторяет — потому что дверь высажу. — На такое заявление, Массальский, не ожидая дольше, открывает и выходит, а Радзивилл, словно удивленный отступает назад несколько шагов и один другому кланяются, друг у друга прощения просят!

— «Сказали мне, что пана нет дома» — отзывается гость весело.

— «Есть» — отвечает хозяин жалобным голосом.

— «Если так, — добавляет тот, — то я приглашаюсь к Вашей милости на триднёвку, во время которой поохотимся, если ласка, в его дебрях, в амбаре и подвале!»

— «И охотно, прошу в покои», — вымолвил напуганный великий гетман великого княжества литовского так тихо, что слова его едва можно было услышать.

Князь Массальский унаследовал после отца небольшую фортуну, дошел однако до большого достатка только лишь из-за высочайшей степени бережливости, я скажу даже скаредности. Окруженный немногочисленным двором, отказывал себе не только в жизненных удобствах, но даже потребностях и того всего что требовала его известность и высокий ранг который он пестовал. Стены его ляховичского замка были голые, мебель чрезвычайно скромная, служба(49) ходила в зайцах и только во время пребывания в столице, или во время сеймов, надевала на себя гетманскую либерью(50), никогда при жизни господина своего не обновляемую. Раз в день ел, а стол его состоял неизменно из супа и двух кушаний, хоть бы самый редкий и наидостойнейший гость к нему пожаловал; и тогда лишь выступала одна бутылочка тонкого вина, поскольку обычно пил только воду, какую держал «для здоровья». Когда куда-либо выезжал, то на четырехконной коляске; на конюшне держал не более двенадцати коней, верхового коня ни одного, потому что принадлежал к тому разряду гетманов, которые никогда не садятся на коня. Умер в 1769 году, в возрасте свыше 80 жизнь.

Кроме такой омерзительной привязанности к деньгам, отдать ему нужно должное, что был учтивым и честным человеком, жил с соседями в неизвестном господам того века согласии и мире. Никого не обижал, охотно, чаще всего сам был обиженным в землях, лесах и покосах. Если кто из его соседей начинал с ним спор о границе, немедленно использовал судебного исполнителя(51) для того, чтобы отмежеваться от нападения, исходя всегда из того принципа, что лучше что-либо потерять, чем мир с соседями нарушить. Такой способ поведения провоцировал иногда самые удивительные требования. Пан Топлянский, недалеко проживающий от Ляхович, наследник очень маленького фольварка, требовал у гетмана пятнадцати волок леса. «А, к трем смертям, — закричал — пусть бы о двух, или трех, то можно было бы подумать, но пятнадцать!.. (51a) Напрасно пан Севрюк, генеральный поверенный(52), заверял, что пан Топлянский имеет право разве что три волока всего, гетман сказал выделить четыре, «для поддержания — как говорил — соседского спокойствия». Одалживал деньги каждому о том просящему под законный процент, но никогда не давал значительной суммы, только выдавал ссуду мелкой монетой, оговаривая(?) возвратить крупной либо золотом. Мелкая шляхта, а в первую очередь жидки, пользовались таким кредитом, и те и другие, наверное, не очень исправно платили, а гетман то ли, не любил, то ли, видно, стеснялся добиваться законом возврата мелкой наличности.

Пан гетман с Волловичовны имел трех сыновей и дочку. Старший его сын Ян(53), судебный староста гродненский, а потом подскарбий надворный великого княжества литовского, вступил в брак с княжной Антониной Радзивилловной, литовской крайчанкой(54), и имел от нее сына Жозефа и дочь Елену. Сын его Жозеф, шеф 6-гo полка литовской пехоты, воспитанный в Париже, именно о нем сказано, что «и в Париже не сделают из овса риса»; потому что был не только глуп, но много блудлив по жизни. Женатый также с Радзивилловной Жозефой, сестрой князя Карла воеводы виленского, умер бездетным, жена после него вышла замуж повторно за Михала Грабоского, конюшего литовского. На нем закончилась мужская линия Массальских.

Гелена, дочь Яна подскарбиего, была вначале за князем де Лигне, а затем за Викентием Потоцким, подкоморным коронным. Вторым сыном гетмана, был Игнатий Массальский, епископ вильнюсский; третьим, Жозеф, подчаший литовский, женатый на Сапежиной; единственная дочь, Екатерина Массальская, по принуждению старшего брата вышла замуж в 1770 г. за Жозефа Неселовского (в то время еще кастеляна новогрудского), из-за чего дала повод к длинному, и тяжелому процессу о приданном(55). В конце концов, все наследство Массальских, что от мотовства вильнюсского епископа осталось, вошло в дом Неселовских. В свою очередь, Ксаверий Неселовский, сын Жозефа кастеляна и Екатерины Массальских, всю фортуну профукал.

Жозеф Князь Массальский, подчаший литовский, молодую свою жену просто из Ружаны в Ляхович увез. Старый гетман принял сына и невестку с отцовским благословением, но ни брачных пиров, ни танцев, ни праздничных обходов не отправил. Не слыхали в ляховецком замке громких признаков радости, выстрелов из пушек, музыки, виватов, не приглашали вельмож и обывателей, все тихо, спокойно, без денег произошло, и кроме герцогини воеводинной новогрудской, старшей сестры панны подчашини, никто из чужих не проводил молодых. – Кто бы поверил, что то были магнатские переезды Сапежанки, выданной замуж за князя Массальского гетманского сына.

В то время соединялись супруги, не всегда за тяготением двух сердец, приближенных к себе обоюдной склонностью, но вернее по родительской воле, из-за взглядов на дружеские взаимоотношения, чаще всего будь то для воссоединения, или подкрепления разобщенной или ослабевшей предубежденности, иногда по имущественным соображениям. Родители постановляли, а дети беспрекословно выполняли их волю и странные повеления, такие пары по большей части счастливыми были! Происходило это, наверное, оттого, что молодежь, в принципах достоинств и нравственности воспитанная под присмотром родителей, от их примера хорошее брала; не разромансованая чтением книжек, которые дразнят воображение, еще от испорченности берегла.

В таких условиях состоялся брак Сапежанки с Массальским; молодые почти не знали друг друга, но Сапеговые имели в виду огромную фортуну гетмана, он также стремился к союзу с одной из наиболее мощных семей в стране. Когда во время пиров ружанских собранная Литва, желая молодым здоровья, счастья им желает, счастье предрекает, сожалею! совсем наоборот случиться должно было. Екатерина Сапежанка, воспитана одной из тех польских матрон, которая с давними родовыми достоинствами соединяла умственное образование выше того века, в котором жила, по матери унаследовав всяческие свойства души и тела, укрепленные в молодости старшей по возрасту сестрой.

Жозеф Массальский начальное воспитание получил дома, потом получал науки у Иезуитов в Вильно. Для молодого человека дом родительский во время школьных каникул является раем, но для Жозефа Массальского, несколько недель пребывания в Ляховичах было тяжелой необходимостью. Не было уже матери, которая бы вернувшегося ребенка по таком долгом отсутствии прислонила к сердцу, с лаской и любовью приняла; — Отец, занятый хозяйством, и, по-видимому, непрерывным нагромождением сборов, почти не обращал на него внимания; дом был пуст, тих, нуден, а если паныч нашел в нем какое развлечение, то всего лишь в сопровождении слуг и придворных, которые ему льстили, поддакивали и ничему хорошему научить не могли. С подчиненными «за пани-брата»; в соответствующем обществе несмел, как мог его избегал. Скаредность отца произвела в сыне отвращение к деньгам, развила тяженье к мотовству. Единственным его весельем случалась охота, и, пропадая дни все в пуще и лесах, привык к разгульной жизни, ее полюбил и не одну ночь проводил при чаше с картами в руках. Чрезмерно употребление напитков рано подорвало его здоровье, игра вынуждала брать в долг, которые давали с легкостью наследнику такой большой фортуны. Вспыльчивого характера, сдерживаться не умел, и это стало поводом несчастной судьбы, которую сам себе уготовил. Такому вот человеку воеводинная новогрудская, поручила будущее и счастье своей сестры.

Приезд Жозефа Массальского с женой в Ляхович не изменил ничем давнего образа жизни. Старый гетман не открыл дверей своей резиденции, не прибавил ни одно кушанье к ежедневному обеду, не старался ничем развлекать жизнь молодой невестки.

Муж ее охотился или пировал за домом, время от времени раз только на неделю к жене возвращаясь; а Екатерина Массальская, проживая в целом одном крыле ляховичского замка, прогуливаясь одиноко по огромным и пустым покоям, скучала по сестре, по братьям, по тем коротким моментам своего девичества, свободы, счастья, которые, только попробовав, и уже более к ним притронуться не могла.


Выезд на охоту
(Е.Коссак)

Князь Карл Радзивилл, «Дорогой Пан», в слуцкой пуще большую выправил охоту. В течение нескольких дней наезжали в Несвеж обыватели из воеводств: вильнюсского, трокского, новогрудского, минского и даже отдаленных мест края. Там, помимо Сапег, Огинских, Пацов, Ревуских, Чапских, собралась многочисленная Радзивиллова семья, прибыл из Мурахвы Иоахим Потоцкий, подчаший литовский, приятель сердечный князя Карла, Иероним Велопольский, великий корунный конюший из Песковой скалы, князь Сагнушко из Славуты, Любомирский, из Ополя. Иван Клемент Браницкий, великий коронный, гетман приглашающему его от Радзивила придворному отвечал: — «не буду Моя панно, (1) — потому что сам ожидаю в любую минуту принца Карла, который будет у меня охотиться в закутковских лесах». Не приехал Сулковский, отнекиваясь множеством общественных дел, но пожертвовал князю в дар как большую примечательность несколько пар сусликов. Радзивилл, желая дар даром Сулковскому отплатить, послал ему четырех обученных медведей, выражаясь в благодарственном письме: «что за велькопольскую дичь, просит о благосклонном принятии литовской»; — далее, однако, хуже все вышло, потому что в то время, когда медведи стройным своим танцем увеселяли двор пана на Ридзине, суслики убежали из клеток и так расплодились в околице Несвежа, что скоро из-за причиненного ими вреда, на пространстве нескольких волок перестали поля засевать.

______________

1) Такое у гетмана обычно было прозвище. [Примечание Л.Потоцкого]

Гетман Массальский не пожаловал в Несвеж; может испугался, что Радзивилл, по окончанию охоты в Слуцчизне, назло, пригласится к нему с обществом охотничьим. Заменил его сын, Жозеф, чесьник(56) литовский, приведя с собой всю псарню, а особенно тех трех громадных борзых, о которых сказочные рассказы писаны.

Огромный замок Радзивилловский не мог вместить приглашенных гостей; ни один из тех, приезжающих не остановился в городе, а за городом, словно военная стоянка, расположились под куренями стая стрелков, псарей(57), конных(58), пеших(59), также пара тысяч приведенного из окраинных сел народа на облаву. В самый день Святого Губерта началась охота. На рассвете, князь Радзивилл в зеленом контуше, в шапке того же цвета, окаймленной черным барашком, украшенный орденом того (owego) патрона охоты, полученным от баварского электора(60), выехал на коне из Несвижа, окруженный гостями своими. В то время как большая их часть сопровождала его на добрых скакунах, были и такие кто сзади на каретах и даже на бричках ехали; были также и партизаны(61), я бы сказал, не малая толпа. Страстные эти любители, идя с фузыйкой(62) в реку, через поля и кусты, пробовали счастье, не удастся ли изредка убить по пути зайца или лису. Полуторамильные дебри окружены парками, за ними облава; стрелков расставили, и по звуку горна княжеского ловецкого, 50 стай гончих спущены с привязи. Уже гон псов, повторенный окраинным эхом, прозвучал в пуще, густо сыплются стрелы, мгновенно из средины чащи отозвался грохот дробовика, возобновленный после короткой паузы.


Охота (Ф.Костревский)

Князь Массальский самоуверенный в своем мастерстве и отваге, и знакомый с положением мест, в которых неоднократно охотился, бросил линию стрелков, пошел вглубь пущи и едва только стал на выбранном собой месте, замечает огромного медведя. Бесстрашный юноша, подпустив его шагов на двадцать, стреляет и в бок попадает; тот переворачивается, но не сразу встает и на двух лапах с ужасным рычанием идет на него. Массальский не теряет головы, отбрасывает выстрелившее оружие, и, спрятавшись за деревом, вынимает охотничий нож и уже к жестокой готовится борьбе, когда в этот момент слышит за собой выстрел, пуля у него около уха просвистела, а медведь замертво падает. Лишь только псов вытянули из чащи, стрелки собрались у костров для подкрепления сил своих приготовленным завтраком.

Случай Массальского стал предметом общей беседы. Одни хвалят его хладнокровие и отвагу, но большая часть крепко удивляется, как можно не убить медведя с двадцати шагов!

— «Наш князь бы убил его на месте» — отозвался один из присутствующих.

— «Что же в том особенного, — отвечал на то пан Гинтылл коморник, — ведь же так отличается сегодняшний гетман Массальский от святой памяти князя Михала Радзивилла, прежнего гетмана, и отца нашего князя Карла, как сын первого от сына второго». Тем временем пан подчаший Массальский, приблизившись к своему избавителю, леснику радзивилловских лесов: — Мой брат, — вымолвил, подавая ему горсть золота, — прими этот маленький подарок от меня и будь уверен в моей благодарности.»

— «Прости князь, — прервал его Радзивилл, — но мой слуга от меня только одного награжденным быть должен! Пан Сорвилло, — продолжил далее, поворачиваясь к леснику, — ты показал себя сегодня отважно, как дворянин, к метким и храбрым стрелкам присоединился, спася жизнь крупнейшей поросли гетманского рода князей Массальских». Эти слова вызвали общую улыбку, потому что Массальский был малого роста, щуплый, худощавый, с неправильными чертами лица, болезненной кожей. «Я убежден — прибавил с определенной долей иронии — что гетман, пан такой же щедрый как наилучший отец, осыпал бы тебя золотом, но то не к нему, только мне надлежит. Отпускаю таким, ваша милость(63), пожизненным правом на Снельцы — брод, село, в Слуцчине и приказываю выплатить тебе из моей шкатулы сто червонных злотых на обзаведение хозяйством». Лесник кинулся к ногам пана; Массальский побледнел, может больше чем перед медведем и со злости губы себе зубами аж до крови прикусил.

Охота продолжалась в течение всей недели. Разнообразного сорта зверья убито множество, и каждый вечер, все общество садилось весело за подгибающиеся под тяжестью серебряных блюд столы, переполненные разнообразными кушаньями и излишне добавлять, что ели по-охотничьи, а по-радзивилловски пили. Когда целый режимент, поставленных на стол бутылок, был опорожнен, втягивали в столовый зал бочку на кольях, серебряными обручами кованную, а как только из нее, черпая кружкой, вычерпывали вегрину(64) до дна, за первой выезжала вторая и третья до тех пор, пока поле битвы не было устлано трупами. Непобедимые рыцари, всегда возглавляемые князем Карлом, ходили на двор замковый, там раздевшись, становились у колодца, и омываемые с головы до ног прислугой холодной водой, удалялись на отдых, под звуки поющих хором капелл:


Охота с гончими
(Ю.Коссак)

«У нашего Радзивилла,

Всегда шляхта крепко пила,

А коль нужно крепко бьет,

И весело себе живет!»

В то время, как в замке несвежском господствует веселье и охота, Жозеф Массальский, в тот же первый день той неудачной для себя охоты, не в Несвеж на ночь, а через поля и леса в Ляхович возвращался.

Недовольный собой и другими, он ехал в одиночестве на коне, оставив поодаль за собой своих сопровождающих; любимая только и неотступная борзая бежала при пане. Бледное лицо, нахмуренный лоб, продолжалась в нем борьба раздразненного самолюбия с обиженной гордостью: унижение первого жаждало мести, унижение второй вызывало презрение. Погруженный в мысли грустные, уже к Ляховичам подъезжал, когда нищий сидя в начале моста, ведущего к браме, увидев князя и желая с места своего подняться, будучи хромым, а до того еще может и выпившим, оперся на костыли, костыль соскользнул, дед растянулся во весь рост под ноги коню. Тот, испугавшись, в сторону шарахнулся, князя с себя сбросил.

Разъяренный, он сорвался с земли и в первом порыве страстного гнева, кинул борзой: «гейже го ха!»(65) — закричал. — Едва эти слова договорил, собаки на нищего, — калечат его, рвут, раздирают, и хотя в этот самый момент прислуга на спасение прибегает, сам князь несчастного защищает, уже поздно — уж попрошайка трупом, а князь убийцей! Несчастный мчится во весь дух ко двору, влетает в свои покои и в них закрывается. Но весть о совершенном поступке скоро разошлась по замку и дошла до отца и жены. Напрасно стоят под дверью, напрасно просят, чтобы ее открыл. Не получив ответа, гетман до крайней степени обеспокоенный, приказывает дверь высадить. Наконец влетает в средину и видит сына, неподвижно сидящим на кресле, с опертой на руки головой; смертельная бледность лицо его покрыла и если бы не слезы, которые сочились каплями из очей, можно было бы посчитать, что его покинула жизнь. Всяческие использованы способы спасения и утешения; утешают, что попрошайка жив, все напрасно... Предпочитал ничего не видеть, не слышать, не понимать. Позвали врача и когда тот, признав необходимость кровопускания, принялся за него, через открытую дверь вбежали борзые еще кровью обрызганные, побежали просто к пану своему, прислонились и начали его лизать по лицу. Вздрогнул и ужасающим голосом — «Спасите!» — закричал, затем ринувшись к дверям, хотел из покоев убежать. «Спасите! — отчаянно повторил, — кусают меня, рвут, выдирают внутренности!» Борзая изгнана, пущена кровь, но, невзирая на это, и не придя в себя, раз и навсегда разума лишился. Жена вывезла его в Варшаву, оттуда, в Берлин и Париж, когда, однако, все врачебные ресурсы оказались безрезультатными, после круглогодичного странствия по чужим странам, в Ляховичи с ним вернулась.

Помешательство Массальского было странного рода, знал всех, понимал, что ему говорят, никогда ничего нелепого не говорил, был мягким, медлительным, послушным всем без исключения. Были, однако, моменты, в которые казалось ему, что на него собак натравливают, тогда зовя «спасите!» — убегал, скрывался, где мог и может быть, из окна выскочил бы, если бы его прислуга надежно не следила. Вставал утром и шел повседневно на мост, где нищий был затравлен, там ходил без устали от одного края к другому, и назад аж до обеденной поры. После обеда начинал вновь свою прогулку, которую продолжал до самого вечера. Не удерживали его от нее ни время года, ни состояние воздуха.

Мнением многих домочадцев было, что какой-то священник такое ему наказание назначил, другие утверждали, что сам себе это покаяние задал; были и такие, которые говорили, что его заколдовал цех нищенский ляховицкий. В таком состоянии прожил свыше двадцати лет.

Однажды, придя на мост, скоро подошел к тому месту, где годы назад преступление совершено было, увидел сидящего нищего, но когда тот, опираясь на костыли, встал — «то он!» — пронзительно крикнул и упал на землю. Сомлевшего подняли, занесли в замок, где вскоре после этого скончался.

Княжна Екатерина Массальская, невинная жертва родительской воли, пока муж ее был в здравом уме, хоть сама никаких признаков привязанности не получала, покинутая, и одинокая, все безмолвно сносила. Когда муж сошел с ума, взяла на себя обязанность следить, досматривать больного. По возвращении из заграницы, отняли его совсем из-под ее присмотра, отдали в руки врачей и прислуги. Ощутила себя тогда ненужной в доме, в котором ее считали чужой, и отбыла к сестре. Тогда начались недоразумения, конфликты, процесс, между двумя разочарованными к себе семьями. Иск Массальских опирался на ключе ружанском(66); братья ее мужа, исходя из принципа, что поскольку сумасшествие его официально не было признано, он имел право владеть имуществом жены и таким способом сами хотели распространить свою опеку над ним, женой его, а также ее имуществом. Сапеговы не только протестовали против этого, но требовали, чтобы Жозефа Массальского юридически признали невменяемым, чтобы ему из приходящегося родительского наследства назначен был определенный доход на содержание, остальные получала бы жена. И когда обе стороны каждый раз все более друг на друга наваливаются, Массальские предъявляют иск невестке на земство новогрудское, Сапеговые обращаются к консисторию(67) виленскому о разрыве брака. Гражданское дело поступило в трибунал, духовное в нунциатуру(68) и неизвестно, сколько бы это тянулось, если бы не прошла комбинация при посредничестве князя канцлера Чарторыйского. Обе стороны отреклись от взаимных претензий, и Екатерина Массальская получила развод. После смерти сестры своей княжны Радзивилловой, воеводинной новогрудской, осела в виленском женском монастыре Бернардинок святого Михала, фонда сапежинского.

Там, проведя несколько лет в молитвах и размышлениях, в цвете юности ушла из этого мира. При вступлении в жизнь все, казалось, ей улыбалось: судьба открывала ей свои сокровища, величие рода осыпало ее блеском, заигрывание надежды создавало иллюзию обещанием счастья, дорога, по которой должна была идти, устлана была цветами. И что же ей от этих иллюзий и обещаний осталось?

На что даны дары судьбы, слава древнего имени? Болезненные вздохи улыбку с уст удалили, моментально счастье исчезло, буря развеяла цветы, тернии по дороге остались, чашу горечи испила до дна!

После смерти Екатерины Массальской, Ружана к Сапегам вернулась.

Задержавшись на пару дней в Ружане, и проходя по этим обширным комнатам, не скажу опустошенного, но, скорее, оскверненного здания, какая-то тоска и печаль охватывали мой ум. Вернувшись к моему жилищу и растрачивая вечернюю пору на захватывающую беседу с Даниловичем, я переносился в прошедшие времена; казалось мне, что еще живу жизнью отцов наших, смотрю их глазами, и сердцем их чувствую...

Даниллович помнил хорошо Иосифа Массальского и его жену; князю канцлеру служил верно, и честно в течение всей своей жизни. Сына его и дочь не раз пестовал на руках, видел Ружане во всем блеске роскоши и дождался, к сожалению, их упадка, падения, осквернения...

Сравнивая руины древних зданий со склоненным глубокой старостью человеком, о первом подумалось, что являются они нестертым еще памятником прошлого, второй – живущим свидетельством того что видел, слышал, того что было. Рассматриваем первое, воздерживаясь от появляющейся чрезмерно буйной фантазии, слушаем внимательно раскрытые вторым традиции. Руины пережили века и еще переживут, человек умрет и кроме поступков ничего не останется после него; руины являются эскизом, фотографией того, что было, человек — неписаной книгой воспоминаний. Руины нам прошедшее приближают, человек нас в него переносит. Слушаем для того рассказы старых людей, чтобы их мы в свою очередь идущему за нами поколению повторить могли.

 

 

Комментарии переводчика.

(1) Неман: Ежемесячный литературно-художественный журнал 10928. - Минск: Б/и, N. 12, 1997 г. Воспоминания о Свислочи Тышкевичей, Деречине и Ружане. / Потоцкий Леон Станиславович; Публ. и авт. вступ. ст. Соломевич Янко. - Б.м.. - С. 195 - 245.

(2) Леон Потоцкий [пол.: Leon Potocki, псевдоним: Bonawentura z Kochanowa] — (1799 –1864) — польский писатель, pamiętnikarz, literat i powieściopisarz. Был сыном Станислава, генерала войска Королевства Польского i chrześniakiem księcia Иосифа Понятовского. При жизни был популярен как pamiętnikarz i twórca prac dotyczących historii obyczaju.

(3) Посредник, фактор [пол.: faktor] — посредник по различным делам. Вот что, например, пишет Павел Шпилевский, об этой категории местечковых предпринимателей, описывая своё пребывание в Свержени: «Вслед за лавочниками, как тучи, налетели с разных углов местечка бесчисленные факторы, и я едва упросил их оставить меня в покое». «Жид-фактор в западной России для проезжего то же, что для столичного жителя газета или для археолога архив редкостей. Он расскажет вам все достопримечательности…, передаст вам все, что хотите о своем городе и, вдобавок, возьмется исполнить все ваши поручения, как бы они не были трудны, и действительно исполнит. Но не думайте, чтоб это обошлось вам дорого: ничуть! За полтинник фактор будет бегать целый день» [Шпилевский П.М. Путешествие по Полесью и белорусскому краю. – Минск, 1992, c.43 – 44, 91].

(4) Барская конфедерация [пол.: Konfederacja barska] — (1768-1772) — конфедерация поляков для защиты внутренней и внешней самостоятельности Польши.

(5) Хоругвь [польск. chorągiew] — организационно-тактическая единица в рыцарском войске средневековой Польши и Литвы, состоявшая из 25-80 копий. В XVI-XVIII веках хоругвью называлось подразделение в польско-литовской армии, соответствовавшее роте.

(6) Подчаший [пол.: podczaszy; рус.: виночерпий?; лат.: pocillator, subpincerna] — вначале был помощником и заместителем чесьник (см. ниже) как подстолий у стольника, а позднее стал более значимым. Обязанность подчашего было подавать беседующему королю напитки, предварительно их попробовав, и надзирать за напитками за королевским столом. Первый документ, в котором мы находим имя подчаший, относится к 1288-му г. О подчашием земском находим упоминания под 1318 г. При Казимире В., назван по латыни «subpincerna», а в 1496 году именуется «pocillator». Было их двое, т. е. великий коронный Литвы и великий литовский, они пошли после стольника и перед великим крайчим. Земские подчашевые считались в Короне между стольником и подсудком, на Литве между писарем и чесьником. Всех назначал король.

(7) Иоахим Потоцкий [пол.: Joachim Karol Potocki herbu Pilawa] — (1725? - 1796?) — староста трембовельский и грыбовецкий, ротмистр znaku pancernego, подчаший великий литовский, генерал-поручик Войск Коронных, конфедерат барский. Женился в 1752 г. на Терезе Сапеге (см. ниже), дочери Жозефа Франциска Сапеги [пол.: Józef Franciszk Sapieha] и имел с ней 2 дочери. Второй его женой в 1786 г. стала Анна Соломея Грохольская [пол.: Anna Salomea Grocholska], дочь Мартина Грохольского [пол.: Marcin Grocholski].

(8) Тереза Сапега [пол.: Teresą Sapiehą] — дочь Жозефа Франциска Сапеги, жена Иоахима Карла Потоцкого с 1752 г.

(9) Александр Михал Сапега [пол.: Aleksander Michał Paweł ks. Sapieha] — (1730-1793) — великий канцлер литовский (1775-1793).

(10) Франтишек Сапега [пол.: Franciszek ks. Sapieha-Rożański, в тексте - ks. Franciszk] — (1772-1829) — сын канцлера Александра Сапеги.

(11) Ержи Сапега [пол.: Jerzy Stanisław Sapieha] — (1668-1732) — воевода мстиславский.

(12) Изабелла Полубенская [пол.: Izabela Helena z Połubińskich] — первая жена Георгия Сапеги (c 1685 г.)

(13) Казимир Сапега [пол.: Antoni Kazimierz Sapieha] — (1689-1739) — посол, Староста мерецкий, кастелян троцкий. Был сыном Ержи Станислава и Изабеллы Гелены из Полубинских.

(14) Бенедикта Сапега [пол.: Benedykta Sapieha] — (?-1724?) — С 1716 г. в браке за князем Ержи Тышкевичем [пол.: Jerzy Tyszkiewicz].

(15) Николай Радзивилл [пол.: Mikołaj Radziwiłł] — муж Бенедикты Сапеги.

(16) Кристина Сапега

(17) Тышкевич — муж Кристины Сапеги

(18) Анна Сапега [пол.: Zofia Anna Salomea Sapieha] — (?-1774) — С 6 февраля 1742 г. замужем за князем Ержи Радзивиллом [пол.: Jerzy Radziwiłł].

(19) Щука — муж Анны Сапеги

(20) Солтанова [пол.: Teodora Sołtan] — вторая жена Ержи Сапеги (с 1724 г.)

(21) Екатерина Сапега

(22) Иосиф Массальский [пол.: Massalski Józef Adrian] — (1726-1765) — подскарбий надворный литовский – сын Михала Иосифа Массальского, гетмана великого литовского, муж Екатерины Сапеги

(23) Сапежинские Боснийцы [пол.: sapieżyński Bośniaky] — элитарная прусская легкая кавалерия, с XVIII веке (около 1745 года). Название возникло от народа босняков (боснийцев), зачисленных в боснийские полки. Войско это часто выполняло функции жандармерии, охраняя тылы пехоты. Со временем в подразделениях боснийских оказались представители других найиональностей, в том числе поляки. Подразделения эти носили характерную, высокую меховую шапку украшенную kitkami и шнурами, жупаны, украшенные szamerowaniem и цветными кантами. Оружием служили сабля и копье, наподобие их эквиваленту в царской армии - казакам. Впервые использовались во время семилетней войны в числе около 1000 человек, позднее во времена восстания костюшко и в 1796 г. В XIX веке подразделения эти заменили уланы, также вооруженные копьями.

(24) Ландо [пол.: lando] — от фр. Landau — четырехместная карета с открывающимся верхом. Французское название происходит от немецкого города Ландау, в XVIII веке славившегося каретным производством

(25) Дзянет [пол.: Dzianet]. — Так называли в Польше верховых коней породы испанской, неаполитанской, мантуанской, и даже турецкой. Польское выражение происходит из итальянского «giannetto» (порода коня) и испанского «ginete» (легковооруженный всадник).

(26) Пажук [пол.: pajuk] — В начале это был оруженосец, пеший посыльный. В Турции означал слугу султана, а позднее солдата придворной гвардии. На Балканах был членом стражи магната. В богатых польских дворах было принято окружать себя многочисленной заморской прислугой. Когда не хватало иноземцев, под них рядили местных и давали им иноземные имена. Так Гаврило становился турком под именем Хаджа, Ага и т.п.

(27) Гайдук [пол.: hajduk] — от венгерского «hadi», военный, название легкой пехоты венгерских властителей. Использовались и для украшения церемоний.

(28) Т.е. в цветах герба рода Сапег.

(29) Михал Массальский [пол.: Massalski Michał Józef] — (1697-1768) — гетман великий литовский с 1762, писарь великий литовский с 1726, воевода мстиславский с 1737, кастелян трокский с 1742, кастелян виленский и гетман польный литовский с 1744, маршалек сейма konwokacyjnego 1733 в Варшаве. Во время конвокации [пол.: konwokacja] в 1733 был одним из предводителей лагеря, поддерживающего избрание Станислава Лещинского. Позднее стал сторонником Чарторыйских, поддержав проект реформ. В 1764 создал в Великом княжестве литовском генеральную конфедерацию, которая при поддержке вступающих российских войск провела выборы Станислава Августа Понятовского королем Польским. Позднее порвал с Чарторыйским, враждебно настроенным к новому монарху, искал поддержки Екатерины II.

(30) Михал Радзивилл

(31) Вишневецкие

(32) Трактамент [пол.: traktament] — новолатинское «tractamentum», от латинского «tractare», беседовать. Обращение, гостеприимство. Здесь — угощение.

(33) Кармазин [пол.: karmazyn] — шляхтич в старой Польше, которому было дано право ношения кармазинового жупана. Одновременно, кармазин – ткань ярко красного цвета.

(34) Сажета [пол.: sajeta] — тонкое заграничное сукно. Славилась сажета английская и седанская. «Король в голубой во главе полка становится» — расказывал Кочовский.

(35) Перевел как «галифе», хотя на самом деле написано «w ważkich pluderkach». Прямого соответствия не нашел… «Pludry» [с баварского plodern — быть мешковатым] — широкие брюки. Старовольский в XVII ст. писал: «В pludry одеваемся, как бы не отреклись отцовских обычаев».

(36) Шпалера — два параллельных ряда деревьев или кустов, составляющие аллею.

(37) Примас [лат. primas — первенствующий, primus — первый] — в Римско-католической Церкви и англиканской церкви почётный титул главнейших епископов в той или иной стране, это архиепископ, обладающий высшей духовной юрисдикцией над епископами страны.

(38) Епископ [греч. ἐπίσκοπος — «надзирающий», «надсматривающий»] — в современной Церкви лицо, имеющее третью, высшую степень священства, иначе архиерей.

(39) Ламперия — декоративная обкладка нижней части стены

(40) Ян Хрызостом Пасок [пол.: Jan Chryzostom na Gosławach Pasek] — (1636-1701) — польский мемуарист, родился в Гославице. Почти три года жизни и военной службы мазовецкого шляхтича, латника, связаны с Беларусью.

(41) Zawakować – с лат. опустеть, освободиться. Примечание из книжки Г. Сенкевича «Смотритель маяка».

(42) Контуш, или кунтуш [пол.: kontusz] — женская и мужская одежда с прорезными рукавами, которую носили поверх кафтана, подпоясывая поясом из дорогой ткани, наподобие слуцкого. Носили обычно расстегнутым, чтобы виден был кафтан.

(43) Карл II Станислав Радзивилл [пол.: Karol Radziwiłł] — (1734-1790) — белорусско-литовско-польский князь из рода Радзивиллов. Сын писательницы Франциски Урсулы Радзивилл. Один из самых богатых и влиятельных дворян Великого княжества литовского. Главное поместье находилось в городе Несвиже. Владел 7-ю городами и множеством деревень. Его доход был равен ежегодным поступлениям в казну Великого княжества Литовского. Названный, по его любимому присловию, «Пане-Коханку» — любимец шляхты, типичнейший образец удальца и юмориста. Содержал 10 тыс. регулярного войска; выступал противником партии Чарторыйских, от которой спасался в Турции; примкнул было к Барской конфедерации и по сдаче Несвижа русским войскам эмигрировал за границу, но потом вернулся и был прощён Екатериной Второй.

(44) Товарищ [пол.: towarzysz] — дворянин, который служил, в войске «автораменту народовего». На службу принимался шляхтич вместе с отрядом, который состоял обычно исключительно из крестьян, а размер отряда зависел от зажиточности товарища, и был ее выражением. Т.е., чем зажиточней шляхтич, тем больше отряд.

(45) Рядовой [пол.: szeregowy].

(46) Литанья [пол.: Litanje, Litaniae, Letaniae] — одноголосое молитвенное пение, призыв к Богу или Святым, монотонно декламируемое наподобие псалма.

(47) Крупник, крупеник [бел.: крупеня] — блюдо польской и белорусской кухни, крупяной суп.

(48) «Дорогой Пан» [пол.: Panie Kochanku] — «Дорогой Пан», прозвище Карла Радзивилла, данное ему в связи с его любимым выражением, с которым он обращался к своим собеседникам а также для того, чтобы отличить от Карла Станислава Радзивилла, жившего в 1669-1719 гг. На самом деле, в отличие от современного польского языка, в котором это слово означает «любовник», прежде оно часто переводилось как «дорогой», но с налетом фамильярности в отношении человека, к которому так обращались.

(49) Служба [пол.: Służba] — исполнение обязанностей: стрелецкой, военной или других. За службу давалась в пользование земля, поэтому службой называют и аграрные поселения, данное под обязательство служить. При стрелецкой службе давалось примерно 2 волока (там появлялись обычно дома лесничего), на военной службе, в зависимости от качества земли, 1-2 волока.

(50) Либерья [пол.: Liberja] — называлась также «barwą» (поскольку обычно использовались цвета герба), одеяние придворных: pacholików, гайдуков, пажуков, казаков, lokai, конюхов, forysiów, ямщиков и т.д. Была ежедневной и парадной. Последняя с излишествами на передней части sukna, борта, szamerowania, галуны. Во время траура либерья бывала черной.

(51) Коморник [пол.: Komornik] — Во времена Пястов, когда коморой [пол.: komorą] называли двор и жилье господствующего князя, заведующий двором звался коморным, а придворные слуги — коморниками. Во время пребывания императора Оттона III у Болеслава Храброго в Гнезно, коморники Болеслава по его приказу относили ежедневно все скатерти, портьеры, полотенца в имперскую кладовую. С увеличением концентрации имущества в руках князей все более проявлялась необходимость в коморниках.

(51a) Последующие два абзаца, возможно, переведены не совсем корректно. Привожу их в оригинале:

«Napróżno pan Siewruk, jeneralny plenipotent zapewniał, że w prawie przedanem pan Toplański ma zaledwie trzy włóki całego obszaru, hetman kazał wydzielić cztery, „dla utrzymania — jak mówił — spokojności sąsiedzkiej". Pożyczał pieniądze każdemu o nie proszącemu na procent prawny, ale nigdy nie protestował znacznej sumy, tylko zaliczał pożyczkę zdawkową monetą, warując sobie oddanie grubą lub złotem».

(52) В оригинале: «Jeneralny plenipotent».

(53) В этом и следующем абзацах дана достаточно путанная родословная Массальских, и по моему мнению часто недостоверная. Детей путают с внуками и т.д. Именно по этой причине комментировать не буду. С другой стороны, хорошо сейчас умничать при наличии такого объема информации…

(54) Крайчанка [пол.: Krajczanka] — дочь крайчего земского (почетный титул, прежде определяющий придворного чиновника занимающегося разделкой мяса и пирогов на королевском столе).

(55) Приданное [пол.: posag]. — то, что жена в дом мужа вносила, называлось «posag», или «wianem» то, что муж записывал жене, называлось «przywiankiem». Если жена не имела приданного, право польское определяло ей некоторую сумму из имения мужа либо пожизненное владение (dożywocie) на определенную часть имущества, и это называлось «pro crinili, zawieniec».

(56) Чесьник [пол.: cześnik], [по лат.: pincerna], одна из древнейших должностей при дворах пястовских. Летописец Gallus говорил, что Masław был чесьником Mieczysława II. Обязанностью чесьников было подавать королю при беседах кубки с вином. Со временем учреждены пивничие [пол.: piwniczy] и подчашие [пол.: podczaszy] и от обязанностей чесьников осталось только название как память и для пущего величия короля.

(57) Псарь [пол.: szczwacz] — лицо занимающееся подготовкой борзых и гончих к охоте.

(58) Конный [пол.: Dojeżdżaczy] — охотник на лошадях преследующий добычу с гончими или борзыми

(59) Пеший [пол.: Oszczepnik] — солдат или охотник, вооруженный «ощепом» [пол.: oszczep], разновидностью копья, имеющего очень длинный шест и закрепленным на нем железным наконечником как правило с острием или крюком.

(60) Электор [пол.: elektor] — по-русски: избиратель. В Священной Римской империи германской нации: влиятельное светское или духовное лицо, уполномоченное к участию в выборах императора.

(61) Партизан [пол.: partyzant] — подразумевается охотник-одиночка.

(62) Фузыйка [пол. fuzyjką] — от «fuzja»: длинное кремниевое ружье.

(63) В оригинале — Waszeć — титул используемый между шляхтичами: ваша милость; вашмосць.

Вегрина [пол.: węgrzyn] — сладкое венгерское вино

(65) В оригинале: «hejże go ha!».

(66) Имеется в виду ключ к Ружанам.

(67) Консисторий [пол.: konsystorz] —

(68) Нунциатура Апостольская [пол.: Nuncjatura apostolska] — местопребывание представительства (посольства) Апостольской Столицы, т.е. Римского папы.

 

*  *  *

Яндекс.Метрика