СОДЕРЖАНИЕ:

Об авторе

Эпштейн, Мелех (1889–1979),

Журналист и редактор, писавший на идиш. Родился в Ружанах, Российская империя, получил традиционное еврейское образование, но в возрасте 13 лет ушел из дома и стал участвовать в социалистической деятельности. В 1913 году он иммигрировал в США, где в 1921 году вступил в компартию. Эпштейн был одним из основателей ежедневной газеты Morgn Frayhayt (Утренняя свобода, выпускалась на идиш) и ее главным редактором с 1925 по 1928 год. Он также работал в редакции коммунистического ежемесячника Der. Hamer (Молот).

С 1929 по 1931 гг. в качестве журналиста от Frayhayt находился в СССР.

В 1936 году побывал в Палестине, а после начала гражданской войны в Испании в течении трех месяцев находился там, будучи одним из первых американских журналистов, освещавших эти события и отправлявших в Frayhayt депеши с передовой..

Вышел из Коммунистической партии в 1939 году в знак протеста против пакта Гитлера-Сталина.

Посещал Льва Троцкого незадолго до его убийства в 1940 году.

После этого он сотрудничал с Forverts и Tsukunft, а также с англоязычной еврейской прессой. Написал множество книг: «Sacco un Vanzetti» («Сакко и Ванцетти», 1927 г.), «Sovyetn Farband Boyt Sotsyalizm» («Советский Союз строит социализм», 1935 г.), «The Jew and Communism … in the Jewish Community, U.S.A., 1919 – 1941» («Еврей и коммунизм… в еврейской общине, США, 1919–1941» (1959) и множество других.

Осенью 1947 году поселился во Флориде, где написал две свои основные работы: «Jewish labor in U.S.A.» («Еврейский труд в США») (1950-1953) и «The Jew and communism» («Еврей и коммунизм») (1959).

В 1971 году выходит его книга воспоминаний «Pages from a colorful life» («Страницы яркой жизни»), три первые главы из которой опубликованы на страницах нашего сайта.

К сожалению, фото автора найти не удалось.

	Обложки изданий, с которыми сотрудничал Эпштейн.

См. также на сайте библиотеки «Истоки»: биография Мелеха Эпштейна в книге «Ружаны. Книга памяти еврейской общины»

СТРАНИЦЫ ЯРКОЙ ЖИЗНИ
Автобиографический очерк Мелеха Эпштейна

Источник: Melech Epstein.
Pages from a colorful life.
An Autobiographical Sketch. 1971

Штетль¹, часть 1

Это история жизни одного человека, но в некотором смысле это история целого поколения. События, описанные здесь, какими бы захватывающими они ни были, могли произойти с другими людьми того же поколения, и во многих случаях так и было.

Мое поколение явилось в этот мир за десятилетие до рубежа веков, эпохи заката царской России. Старый порядок рушился под тяжестью собственного разложения. А новый, еще незримый, отбрасывал перед ним длинную тень. Молодежь в больших городах предвидела образ нового мира и лихорадочно обсуждала его облик. В местечке рушились стены гетто, но на смену им еще не пришло ничего прочного. Многовековой сплоченный образ жизни, сосредоточенный вокруг синагоги и бейт-медраша², был отброшен. Это был последний этап радикального Просвещения, которое своей глубокой социальной заботой и пламенным призывом к народным массам подняться из нищеты и отсталости принципиально отличался от прежнего Великого Просвещения, призыв которого был направлен во многом на успешных и образованных. Беспокойный юноша, потеряв прежние связующие нити, мучительно искал новую цель в жизни. Это было сбивающее с толку, путанное время, но все же чреватое надеждой и излучающее веру.

Я родился 18 марта 1889 года. Мои родители не были уверены в верности этой даты; знали только, что был это второй день Пурима³. В пятилетнем возрасте, завернутого в талис⁴, дед впервые отнес меня в хедер⁵. Поступление в хедер было не только началом обучения ребенка в школе, но и посвящением в еврейское самосознание, и честь привести ребенка в хедер предоставлялась самому старшему мужчине в семье. Именно поэтому талис и дедушка. Поскольку я был старшим ребенком и подавал надежды в учебе – в шесть или семь лет я подражал маггиду⁶ (проповеднику) в шуль⁷ – мои родители решили, что я буду раввином. И, отдавая дань новым временам, отец нанял для меня учителя иврита и русского языка.

Я поступил в ешиву ⁸ в одиннадцать лет – наша местная ешива была одной из немногих, зарегистрированных министерством образования, с условием преподавания в ней русского языка. Присланный к нам учитель пренебрежительно относился к своему окружению. Чопорный чинуша, мальчики не любили его. Русский «час» был чистой формальностью. К тому времени я уже был погружен в произведения еврейских писателей Переца Смоленскина⁹, Авраама Мапу¹⁰, М. Лиллианблюма¹¹ и стихи Дж. Л. Гордона¹². Многое из того, что я читал, было выше моего понимания, но разоблачение суеверий, несправедливости и застоя в еврейской жизни, как семена, запали в мой юношеский разум. Их национальный романтизм также соответствовал моему настроению. Однако то, что было взрощено несколько лет спустя, сильно отличалось от того, что могли себе представить эти борцы-просветители. Ребе¹³ часто ловил меня с такой апикорсесной¹⁴ (еретической) книгой, лежащей на толстом томе Талмуда. Но ни он, ни ешива не могли вернуть, вновь пробудить религиозные чары моего детства; это прошло. Их место заняли общественные проблемы, светские по характеру, но не менее пламенные по духу. Моим родителям было трудно отказаться от своей самой заветной надежды. Меня отправили в соседний город Пружаны, на родину отца, в надежде, что я буду изучать Талмуд самостоятельно в бейт-медраше². Но к тому времени меня коснулось дуновение молодого социалистического и рабочего движения. В качестве йешивного бохура¹⁵, мне приходилось там «сутками питаться», и не всегда досыта. В бейт-медраше я встретился с молодыми людьми моего возраста, и вскоре они образовали первую в этом городе организованную партийную группу, с которой я сразу и познакомился. Вернувшись домой, я уже был преданным членом партии. Более того, я нашел себе лидера, мой единственный багаж – несколько подпольных брошюр, дошедших до нашего местечка.

Ешивы «сформировали» наибольшее количество лидеров для различных социалистических и рабочих группировок. Многие из их известных представителей годами сидели на жестких длинных скамьях, распевая отрывки из Талмуда.

Процветающее промышленное местечко

Здесь уместно дать краткое описание моего родного города. Местечко Ружаной¹⁶, или Ружаны, часть Гродненской губернии, в Белоруссии, на северо-западе России, в отличие от подобных местечек, не было ни маленьким, ни относительно бедным. Здесь никто не голодал. Это была оживленная и процветающая текстильная и кожевенная община, насчитывавшая около 6000 душ, преимущественно евреев. Двумя другими группами были белорусы и поляки. Первые были в основном греко-православными¹⁷, вторые – католиками. Жители села, белорусы, были поделены между обеими конфессиями. Шпили двух церквей возвышались над местечком и оглашали окрестности звоном их колоколов, разносившимся далеко и широко.

Были здесь также несколько потомков татар, оставшихся от нашествия Чингисхана. Уже ассимилированные, они цеплялись за единственную традицию: пятница была для них особым днем. Ружаны был старым городом, над которым возвышался ветхий полуразрушенный дворец¹⁸ итальянской архитектуры шестнадцатого века, расположенный на холме, окруженном зубчатыми стенами и рвом¹⁹. Маленькие дети были напуганы и заинтригованы рассказами об ужасных событиях в его длинных извилистых подвалах, протянувшихся через все здания. Отсюда правили литовские и польские князья. Теперь в бывших княжеских конюшнях располагалась крупнейшая в городе текстильная фабрика, а хозяин, самый богатый человек, жил на первом этаже большого особняка. Это был Пинес, представитель одной из самых известных старых еврейских семей в Белоруссии. Члены семейства Пинес управляли и другими текстильными фабриками. Еще одной семьей были владельцы мельниц Поснаки²⁰. Мельницы появились в местечке еще в конце восемнадцатого века, на волне планов индустриализации императрицы Екатерины Великой. Императрица, немецкая принцесса, «просвещенный» монарх того времени, в переписке с Вольтером задалась целью поднять в своей стране промышленность. Начало было положено с текстиля. По совету своего любовника, князя Потомкина, в качестве фабрикантов она выбрала евреев. Но еврейские лидеры, старые ортодоксальные раввины и купцы из гетто, в своем местечковом страхе и глубоком недоверии к новому, рассматривали план императрицы как gzeire²¹ (дискриминационный закон). Боясь открыто пренебречь волей царицы, они избрали тактику уклонения от проекта. Когда князь Потомкин привел еврейскую делегацию во дворец в Петербурге и Екатерина милостиво спросила их: «Добрые мои евреи, сколько вам нужно денег для развития текстильной промышленности», они назвали смехотворную сумму в десять тысяч рублей. Императрица, ожидая запроса на несколько миллионов, назвала их идиотами и выгнала.* Тем не менее, начало было положено; и одна из таких фабрик появилась в моем местечке. Первопроходцем была женщина, бабушка владельца замка²², и началось все с производства атласных одежд для раввинов. Когда правительство приступило к модернизации своей армии после поражения в Крымской войне²³, в начале шестидесятых годов, фабрики расширились, чтобы производить одеяла и одежду для армии. В городе также появилось несколько кожевенных заводов. Они принадлежали семейству Хвойников²⁴. Евреи занимались квалифицированными отделочными кожевенными и текстильными промыслами. Неквалифицированный труд выполнялся в основном нееврейскими жителями и крестьянскими девушками из соседних деревень. Часть кож отправлялась в Германию для окончательной обработки, а затем возвращалась в крупные города России для пошива дорогой обуви. Условия ремесел по отделке в кожевенных заводах, как более поздней промышленности, были намного выше, чем у ткачей. Работники тоже была моложе.

	От редакции сайта. * У этого события есть и несколько иная трактовка: «Такова, например, история о депутации евреев местечка Дубровно к Екатерине II. Потемкин, владелец Дубровно, решил построить на своих землях ткацкую фабрику и заставить местных евреев там работать. Евреи восприняли такую перспективу как страшное бедствие, собрали общинный сход и решили пойти к самой императрице с жалобой на ее фаворита. Долго думали евреи Дубровно, как повлиять на Екатерину, и решили дать ей крупную взятку. Выбрали двух депутатов и отправили в Петербург. Представ перед императрицей, депутаты обещали ей «дать десять тысяч рублей, а то и больше», лишь бы в Дубровно не строили фабрику. «Дураки!» – воскликнула просвещенная императрица, но решение о постройке фабрики все-таки велела отменить» [Litvin A. Yiddishe neshomes. N.Y., 1916. Vol. 1. 167 S.: 22]. [Цитируется по: Ольга Минкина. Коза и депутаты: «еврейская политика» конца XVIII – начала XIX в. в фольклоре «черты оседлости»]

Забастовка со штабом в шуле⁷

Заработок на текстильных фабриках был низким, а рабочее время неограниченным. Ткачи спали прямо возле своих ручных ткацких станков. Они уходили домой в пятницу днем на Шаббат²⁵ и оставались там до окончания Авдолы (домашней молитвы, завершающей субботу). Есть сведения о стихийной забастовке ткачей еще в 1882 г., возможно, о первой забастовке еврейских рабочих в России. Они собрались в синагоге, и каждый поклялся на открытой Торе, что не вернется к работе без остальных. Шул⁷ служил их штаб-квартирой.

Вторая забастовка, несколько лет спустя, вспыхнула против важного члена семейства Пинес. Работодатель, ставший целью акции, был бесполым²⁶, и горожане прозвали его «Яхид» (одиночка). Невысокий и коренастый, без волос на лице, с фальцетным голосом, говорят, что он держал Гемару²⁷ в голове, но в остальном он был тверд и непреклонен. Забастовщики топтались на месте. Однажды они наблюдали, как он идет в уборную на заднем дворе. Когда он вошел, они бросились к двери и держали его взаперти в течение нескольких часов, пока ему не пришлось пообещать уступить их требованиям. В большой синагоге, где молился Яхид, до его прибытия служба не начиналась.

В Ружане было немало длинных прямых улиц, идущих в разные стороны. В центре лежал огромный квадратный рынок с несколькими рядами кирпичных магазинов, перестроенный после Большого пожара²⁸.

В каждом местечке был свой Большой пожар, который служил местным календарем. О событиях, рождениях и свадьбах обычно говорили, что они произошли либо до, либо после пожара.

Все лавочники были евреями. По воскресеньям тысячи крестьян с женами на телегах толпились на базаре, растекаясь по переулкам. Грохот, создаваемый людьми, лошадьми, коровами и курами, был оглушительным. Над местечком в воскресенье взрывалась панорама движения и красок. В детстве я часами пропадал в гуще ярмарки, наблюдая за возбужденно торгующимися крестьянами, пока они не пожимали друг другу руки, сигнализируя о заключении сделки. Еврейские лавочники в значительной степени зависели от воскресной ярмарки.

Недалеко от рынка находилась шуль-хойф²⁹ (площадь синагоги), сердце еврейской общины. Посередине стояла большая центральная синагога, так и не достроенная до конца. Напротив неё был ухоженный медраш³⁰ для богатых и образованных. Там молился раввин. Чуть в стороне стоял ряд из трех бейт-медраш², портных, плотников и сапожников. У ткачей был свой бейт-медраш рядом с текстильными фабриками. Еще один бейт-медраш находился на другом конце города, недалеко от озера и водяной мельницы.

Штетль, часть 2

Большинство евреев жили на главных улицах и в центре города, неевреи жили на окраинах. У последних летом были цветы перед их домами. У евреев их не было, хотя некоторые выращивали овощи на своих задних дворах. Отношения между тремя этническими группами были дружественными. Клезморимы³¹ (музыканты) играли на христианских свадьбах и танцах. Многие евреи имели друзей среди христиан. Я не помню никаких расовых конфликтов или трений в молодости. Православный священник, высокий дружелюбный старик с длинной седой бородой, пользовался большим уважением. Когда его епископ приехал в гости, все население собралось встречать его, и сотни молодых евреев пришли в церковь, чтобы послушать пение литургии. С католическими священниками таких отношений не было, в первую очередь из-за того, что они часто менялись. Их главной опорой были польские землевладельцы в этом районе.

Де-факто кастовая система

Внутри самой еврейской общины де-факто существовала кастовая система. Зажиточные составляли верхний слой; несколько образованных мужчин пользовались уважением, но не были частью аристократии. лавочники, ремесленники и меламдим³² составляли средний слой, а большинство фабричных рабочих были на ступеньку ниже. Внизу социальной лестницы находились балаголы³³, трубочисты и им подобные. Их сыновья почти не ходили в школу, и они составляли своего рода преступный мир маленького городка. Ружана, несмотря на свою промышленность, не имела железнодорожной станции. Рассказывают, что когда правительственные инженеры разрабатывали проект узкоколейной железной дороги Белосток – Барановичи, примыкающей к Петербургской линии, они потребовали с Кехилы³⁸ 50 000 рублей. Последняя не смогла собрать такую большую сумму, и инженеры в отместку отодвинули линию примерно на пять миль. Грузы на заводы и обратно, а также обычных пассажиров приходилось перевозить на лошадях и в повозках. Это объясняет большое количество балеголов в городе.

	От редакции сайта. Здесь явная путаница. Никак не могла линия «Белосток-Барановичи» пройти даже близко к Ружанам – уж больной длинный крюк и не узкоколейка там была. Это, скорее, другая история – узкоколейка, которой вспоследствии пользовались в Ружанах проходила от ст. Коссово (рядом с Нехачево) и до станции Хохловка в Ружанской пуще. Эта ветка сейчас обслуживает Берёзовское торфопредприятие (полевая база). Вот эту ветку вполне могли «подтянуть» ближе к Ружанам...

Мои родители: домашняя обстановка

Мой младший брат, несколько наших двоюродных братьев и я родились в доме наших бабушек и дедушек. Моя семья по материнской линии несколько поколений жила в соседней деревне. Мои дедушка и бабушка стали жертвами первого массового изгнания евреев из деревень в семидесятых годах³⁴. Они купили старый небольшой дом напротив кожевенного завода и недалеко от общественной бани. Бабушка продолжала заниматься «фермерством», выращивая в своем саду разнообразные овощи и гусей. Возле огромной печи на кухне – собственно входе в дом – стояла ручная мельница для помола крупы. Мать была «продавщицей», которая разносила крупу покупателям в разные районы города. Всей этой деятельности было достаточно только для скудного существования. Отец был меламудом Талмуд-Торы высшего ранга. Нашу семью нельзя было причислить к очень бедным. У нас достаточно было черного хлеба, селедки, супа, иногда даже масла, молока и яиц, рыбы в субботу, а изредка и недорогого мяса. Чернослив был дешевым и его было много, из него делали намазку на хлеб.

Картофель, лук, фасоль и морковь также были недорогими. В Белоруссии помидоры не росли, а виноград видели только накануне Рош а-Шона. Ребенку давали апельсин, когда он болел. Мы заворачивали кусочек селедки в бумагу и клали на печку. Когда убирали жженую бумагу, селедка была острая и вкусная (кусок селедки стоил копейки). На Песах³⁵ отец старался купить мальчикам новый костюм и туфли.

Жилище было переполнено. Я спал с отцом, а мой младший брат с мамой в маленьком алькове. Мои тёти жили в двух других комнатах со своими семьями. Когда родился третий сын, меня перевели в «гостиную». Моя постель из досок на стульях каждый вечер застилалась, покрывалась соломенным матрацем, или в зимние ночи периной. Большинство семей нашего экономического уровня были такими же многолюдными. Спустя годы, после рождения четвертого сына, отцу удалось купить собственный дом недалеко от синагоги. Так мы стали богачами; чтобы покрыть платежи за дом две комнаты сдавались в аренду. Здесь у отца и матери была своя маленькая комната, дети спали в большой комнате, совмещенной с гостиной и столовой.

Мать не была красавицей, но с сильным характером, молчаливой и не склонной к проявлению привязанности. Она без колебаний отдала бы жизнь за своих детей, но никогда не целовала нас. Она была строгим моралистом и религиозным фанатиком. Она могла побежать среди ночи, чтобы помочь бедной женщине при родах, делилась последним куском хлеба с голодающими, но была жесткой к любому, кто совершит проступок. Мать очень уважали другие женщины, но вряд ли любили.

Спустя годы, уже в Америке, она рассказала мне такую историю: Во время польско-советской войны в 1920 году местечко переживало сильный голод. Ей удалось найти три картофелины и сварить их для отца и для себя; два моих младших брата уже были мертвы. Внезапно в дом вошли трое солдат и упали на пол. Они были частью разгромленной Красной Армии. «Мамочка», – умоляли они, – «дай нам что-нибудь поесть, мы умираем с голоду». Мама дала им картошку. Здесь, в Браунсвилле, Бруклин, она собирала одежду и еду для нуждающихся как местных, так и за границей. На ее похороны пришло более тысячи человек.

Отец был высоким и красивым (к сожалению, я в него не пошел), мягок и великодушен, но слишком импульсивен. Он вспыхивал по пустяку и быстро успокаивался. Но в семье доминировала мать.

Два диаметрально противоположных характера, но ссор было немного и они были пустячными. Серьезных семейных ссор среди соседей и родственников тоже не припомню. Большинство браков устраивал шадхен³⁶ (брачный брокер), однако трения были гораздо реже и менее болезненными, чем в современных семьях. Я размышлял над этим, и мне кажется, что объяснение кроется в простоте жизни, ограниченности желаний, тяжелых усилиях, необходимых для заработка, в сочетании с всепроникающим общественным мнением маленького городка. Развод был редкостью, хотя еврейские законы облегчали его. Основной причиной развода была неспособность женщины иметь детей.

Родив двоих мальчиков, Мать восемь лет не могла забеременеть. Для благочестивой молодой еврейки это было невыносимо. С большим трудом она уехала в далекую Варшаву, где ее прооперировали в большой еврейской больнице. У нее было еще два мальчика. Они принесли ей глубокое горе; оба погибли во время мировой войны и революции.

Первые намеки на секс

Я был сообразительным ребенком, хорош в хедере, любопытен и наблюдателен. Родители возлагали на меня большие надежды. Я очень рано начал читать рассказы на иврите, некоторые из которых были выше моего понимания.

Я помню, как маленьким ребенком просыпался ночью и видел, как отец покидает постель матери.

Через пару лет отец взял меня на свадьбу в соседний дом. Обычно он был сарвером³⁷ (добровольным официантом) в таких делах. После свадебного обеда я заметил отца, стоящего с женихом, высоким парнем из губернского города Гродно, шепчущим ему на ухо, у обоих были раскрасневшиеся лица.

Тогда я уже достаточно знал, чтобы догадаться, что отец обучал молодого человека тайнам первой ночи. Таков был обычай. Предполагалось, что жених был слишком невинен, чтобы знать, что от него ожидают после того, как он и его невеста лягут спать. Но этот человек из большого города, по всей вероятности, не нуждался в указаниях отца. На второй день после свадьбы он сердито требовал: «Дай мне пойти к жене». Согласно старому талмудическому закону, молодая жена считается нечистой в течение семи дней после первой ночи. Семья невесты, правоверные люди, держали его подальше от нее.

В возрасте, когда другие мальчики еще не были половозрелыми, у меня уже был интерес к другому полу.

«Хорошие» и «плохие» чиновники

Кехила³⁸ поддерживала Талмуд-Тору для детей из бедных семей; обучение было бесплатным. Те, кто мог заплатить, отправляли своих детей к частным меламдимам³². Была также государственная начальная школа, но мало кто из еврейских детей посещал там занятия. Несколько общественных учреждений поддерживались за счет доходов, полученных от налога на кошерное мясо. Из этого же источника за «хорошее отношение к евреям» ежемесячное жалованье получали пристав, полицмейстер и чиновник городской администрации, обедневший дворянин. Контактным лицом был казонер-раввин³⁹, государственный служащий, задачей которого была регистрация еврейских рождений и браков, необходимая прежде всего для военной службы. Для выживания евреям приходилось обходить ряд законов; если чиновник, отказывался «брать», он считался роше⁴⁰ (злым) и вдобавок антиевреем. Однажды из центра прислали молодого сборщика налогов. Он серьезно взялся за свою работу и начал совершать набеги на несколько еврейских корчм, продававших пиво без лицензии. Во время его первого рейда, когда его люди выносили нелегальные бутылки, вдова трактирщика и ее дети побежали за ними, крича во весь голос. Собравшаяся толпа явно симпатизировала вдове. Некрасивая история дошла до пристава, и он отчитал молодого энтузиаста за создание беспорядка. Чиновнику пришлось успокоиться. Он и его жена пытались создать драматический кружок, в основном из еврейских юношей и девушек, для постановки русских мелодрам. Безуспешно, и они погрузились в серые будни российских чиновников в маленьком еврейском городке.

Раввин, Гайеры и Маггидимы

Наш раввин, дядя Максима Литвинова⁴¹, покойного советского комиссара иностранных дел, происходил из известной в Белостоке семьи Валлахов. Ученый-талмудист, его дроше⁴² (проповедь) в субботу днем настолько углубила Галаху⁴³, что очень немногие могли долго ей следовать. Он был махмиром⁴⁴ (суровым толкователем закона); мясники и домохозяйки стонали от его жесткости в вопросах кашрута⁴⁵.

Во всех соседних городах маца и сельдь были неотъемлемой частью пасхального рациона, но в нашем местечке раввин запретил на Песах³⁵ сельдь как некошерную.

Несмотря на свою аскетическую жизнь и систематические посты – а может быть и благодаря этому – он дожил до преклонного возраста девяноста двух лет.

Старший сын раввина, элуй⁴⁶ (вундеркинд) в ранней юности, сошел с ума, по мнению горожан, из-за того, что был перегружен изучением Талмуда. Его пришлось поместить в «учреждение». Главный даян⁴⁷ (своего рода помощник раввина) был противоположностью своего начальника. Он был добрым и нежным. Учителя и домохозяйки были счастливы, когда могли избежать встречи с раввином и вместо этого встречаться с ним. Почти всегда его вердикт был кошерным. Он тоже заболел психически, но был совершенно безвреден. Он ходил по улицам, улыбаясь всем.

Ружану осаждали гейеры⁴⁸ – мягкое название бродячих нищих, указывающее на нищету, царившую в местечке. Люфтменш⁴⁹ (люди без определенных занятий, schlemiel⁵⁰), неспособный зарабатывать на жизнь, решает стать гейером. Неся на спине талис⁴, тфилин⁵¹ и несколько скудных пожитков в торбе (мешке), с палкой в руке, он ходил с места на место, стучась в двери, возвращаясь к семье по большим праздникам с несколькими рублями. Ни тот, кто просил, ни тот, кто давал, не считали это недостойным «занятием», а гейеры не считались профессиональными нищими⁵². Это был лишь один из нездоровых аспектов еврейской жизни в черте оседлости. Гейеры спали в бет-медраше² или в специально отведенном для них месте. Они ели там, где их жалел балебуст⁵³. Только по субботам и праздникам гейеры обедали полноценно. Существовало неписаное правило, согласно которому все гейеры должны были распределяться в эти дни как гости знатных домохозяйств. И сидели за столом как равноправные члены семьи. Чтобы облегчить финансовое бремя домохозяйств, община ввела собственные бумажные деньги, пруты. Если я правильно помню, мать брала три прута за грош полкопейки. Гейеры обычно вместо монетки получали пруты, а те, в свою очередь, обменивались на деньги. Насколько я знаю, из моего местечка не было ни одного гейера. Местечко также должно было иметь мешулаха⁵⁴, человека, который собирал деньги для ешивы или других учреждений. Мешулаха принимали совсем по-другому и он не должен был ходить от двери к двери.

Третьим учреждением был маггид⁶. Были разные категории маггидим, известные и обычные. Проповедовали они после мейрева⁵⁵, а возле двери ставили тарелку, куда после дроше⁴² бросали монетки.

Были времена, хотя и не слишком часто, когда комитету балебатим⁵⁶ приходилось на следующий день ходить от двери к двери, чтобы собрать достаточно денег, чтобы отправить маггида в соседнее местечко. Я слышал, как взрослые рассказывали о маггиде, у которого дроше явно не удалась. Народ не отвечал, и маггид, почуяв это, испугался, что тарелка у двери останется пустой. В отчаянии он переключился на личные беды. «Рабоисай⁵⁷, – взмолился он, – я оставил дома жену и семерых маленьких детей. Моя дроше может вам не понравиться, но скоро зима, а дети мои без обуви». То, что дроше не удалось сделать, сделали эти простые слова. Его тарелка была наполнена монетами.

Очарованный притчами и рассказами дрошей, я всегда просил отца взять меня с собой, чтобы послушать маггид.

Дети проводили долгие часы за чтением Талмуд-Торы или хедера. Отпуска не было; единственной передышкой были праздники. Их жизнь особенно украшали три праздника: Ханука⁵⁸, Пурим³ и Симхас Тора⁵⁹ (радование Торе). Ханука принесла ханукальный гельт⁶⁰ и дрейдл⁶¹; Пурим, пуримский гельт и захватывающий обмен шале монесами⁶²; Симхас Тора означала вечернее шествие по синагоге и вокруг нее с разноцветными флагами, увенчанными яблоком или картофелем и свечой, и танцы вокруг Торы.

Изучение Библии, хотя и жесткое и монотонное, не слишком угнетало. Плавное повествование и живые истории были интересны детям. Но тем, кто достиг высшей ступени – изучению Талмуда, приходилось проводить долгие и напряженные часы за познанием сложных судебных процессов, выходящих далеко за рамки понимания двенадцати- тринадцатилетних. Время от времени мы находили оазис – притчу, афоризм или историю из сокровищницы мифологии. Но большая часть исследования представляла собой обширную сухую полосу, усеянную полосками, разделяющими «если» и «но». Хуже всего были споры о законах, касающихся сексуального поведения.

История двух наших мучеников

Раз в год, в сумерках осеннего дня, в раввинской бейт-медраше открывали старый пыльный Пинкус⁶³ и вполголоса читали отрывок о двух городских мучениках. Я вспоминаю застывший воздух вокруг длинного стола, стариков, сидящих и слушающих трагическую историю, которую они слышали с детства, и свой собственный детский страх, когда я стоял рядом с ними. Это ежегодное чтение из Пинкуса было традицией, которая сохранялась в течение двух столетий.

Через несколько лет после Хмельницкой резни евреев в XVII веке⁶⁴, на Украине и Волыни, Ружана была поражена кровавым наветом⁶⁵.

Князь Сапега, феодальный правитель этой области, и местная польская знать были благосклонны к еврейскому населению, которое снабжало крестьян городскими продуктами и служило посредником между дворянством и деревней. Некоторые из знатных евреев пользовались доверием двора, выполняя финансовые операции для князя и его дворян.

Князь, человек просвещенный, не пускал иезуитов к своему двору. Последние, страдая от этого запрета, решили опорочить «придворных евреев», которых они считали препятствием на пути к своей власти. Однажды, незадолго до Пасхи, недалеко от синагоги был найден мертвым ребенок-христианин. Иезуиты немедленно подняли старый и часто повторяющийся крик о том, что ребенок был убит, потому что евреям нужна была кровь христианского младенца, чтобы испечь мацу. Ни князь, ни большая часть знати не поверили этому обвинению. И они не были склонны удовлетворить требование иезуитов о суде над евреями. Но иезуиты ходили по деревням и подстрекали крестьян с кафедры. Кехила³⁸ тоже не бездействовала. Пинкус упоминает, что общество потратило 15990 гульденов на борьбу с подлогом, но безрезультатно.

После трех лет непрекращающейся иезуитской агитации князь уступил растущему давлению, и был назначен суд. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств того, что мертвый ребенок был убит евреями, еврейская община была признана виновной.

Два самых известных гражданина, Тевья и Шмуэль Бахрах, первый из Кобленца, Германия, а второй из Вены. поселившихся в Ружане. вызвались принять наказание за местечко. Они были приговорены к обезглавливанию. Эти двое решительно отвергли предложение суда спасти свою жизнь путем обращения в католицизм и со спокойным достоинством отправились на смерть.

Вокруг их мученической смерти было сплетено множество легенд. Одна рассказывает, что жене одного из осужденных удалось добраться до короля Кажмира в Варшаве, который отдал приказ остановить казнь. Женщина, примчавшись с этим приказом, вошла в синагогу в одном из городов по пути в Ружаной, чтобы послушать кидушу⁶⁶. Она добралась до Ружаны через несколько минут после казни. [Litvin A. Yiddishe neshomes. N.Y., 1916. Vol. 1. 167 S.]

Время от времени, хотя и не часто, спокойное неторопливое течение жизни местечка нарушалось каким-либо трагическим событием. Кантор⁶⁷, мужчина лет пятидесяти, был хорошим музыкантом; он составил целую службу сидура⁶⁸ (молитвенника). По праздникам он дирижировал комбинированным хором и клезмерским концертом⁶⁹, обычно на псалме. (Его сын позже стал известным пианистом в Нью-Йорке.) Он был гордостью города, пока не случилось несчастье. Он потерял голос. Потеря сильно ударила по его разуму. Общество уважало его, и он продолжал стоять перед умедом⁷⁰ (подиумом), руководя службами. Но чувство незащищенности – страх быть уволенным мучило его. Однажды утром он пошел на кладбище, незамеченный, низко наклонился над колодцем, перерезал себе горло и упал в него.

После Холокоста у поколения, родившегося в Восточной Европе, появилась тенденция с ностальгией вспоминать свое детство в местечке, бедность и ограничения. Даже хедер⁵ и меламуд⁷¹ приукрашены. На мой взгляд, этот сентиментальный взгляд назад во многом является реакцией на трагедию этого исчезающего мира.

В Ружану приходит революция

Молодежи из Ружаны, по большому счету, не приходилось мигрировать в промышленные центры в поисках работы, как это было во многих других местечках, зато сам город был ими полон. На учебу в Варшаву ездили только девочки из семей среднего достатка. Как следствие, когда радикальные идеологии проникли в город, они встретили широкий и энергичный отклик. Все оттенки революционной мысли нашли своих сторонников, все были привержены новому мировому порядку, выражению мессианского импульса, заложенного в еврейской традиции. Самой сильной и самой пролетаризированной группой был Всеобщий еврейский рабочий союз, Бунд⁷². Бунд тоже был старым, он образовался в 1897 году. Наиболее националистически настроенная молодежь – и я был в их среде – образовали социалистическую-сионистскую группу S-S⁷³, известную в Соединенных Штатах как Социалистическая-территориальная (S-T). У нас была большая доля молодежи из непролетарских семей. Была также анархистская группа, созданная несколькими молодыми людьми, работавшими в Белостоке, ближайшем к нам большом городе. Белосток по неустановленным причинам был единственным городом в этом районе, который мог претендовать на активное анархистское движение.

Летом собрания проводились по субботам в лесу или в ущелье за городом; там мы позволяли себе петь рабочие и революционные песни. Зимой собрания проходили в доме на переулке. Для защиты собраний от полицейских рейдов были установлены тщательные конспиративные меры предосторожности, пароли и вереница патрулей. Некоторые молодые рабочие, по темпераменту не склонные слушать речи и дискуссии, предпочитали службу в дозоре, хотя это и было более рискованно. Существовали также небольшие учебные кружки. Новизна собраний в лесу и заговорщицкая атмосфера, окружавшая встречи, наполняли нас ощущением участия в опасном деле и придавали всему делу романтический оттенок.

Здесь не место подробно останавливаться на теории S-S. Мы стремились соединить наше отношение к еврейской родине, отрицание галута⁷⁴, со стремлением к социальной справедливости и экономическому равенству, и верили, что последнее может быть полностью реализовано на родине, которая будет устроена где угодно на незаселенной земле. Учитывая то, что входы крупных заводов были закрыты для евреев, что сильно мешало развитию еврейского рабочего класса – предпосылке осуществления социализма, – мы утверждали, что этот недостаток исчезнет в нормальной среде, например, на еврейской территория. Неважно, как мы пришли к такой фантастической теории. Но это были лихорадочные предреволюционные дни, мы были молоды, летали по воздуху и были уверены, что сможем сделать невозможное. К тому же не было непосредственной привязки к территориальности, ибо наша повседневная деятельность состояла прежде всего в усилиях по улучшению положения трудящихся и свержению царского правительства.

Жизнь наших ортодоксальных родителей и их предков вращалась прежде всего вокруг соблюдения религиозных обрядов. В радости или печали они стекались в синагогу. Шул⁷ был не только освященным домом поклонения, но и местом общения. Ограниченная и однообразная жизнь, несмотря на свою ограниченность и бедность, тем не менее не была ни унылой, ни бесцветной.

Некоторые из ранних просветителей, отбросив веру своих отцов, обратились к еврейскому прошлому, чтобы сохранить свою еврейскую идентичность. Но мы, поколение, достигшее зрелости в первом десятилетии двадцатого века, не испытывали желания смотреть в прошлое. В дверь постучали великие политические и социальные потрясения. Мы были убеждены, что сможем справиться с суровой реальностью еврейской жизни. Нашей непосредственной целью было поднять народ на борьбу за лучшую жизнь и поднять его человеческое достоинство. Что касается нас самих, создание профсоюзов, руководство забастовками, организация демонстраций, выпуск подпольной литературы, пребывание в тюрьмах заставили нас почувствовать себя важными и сделали самоуверенными.

Голодный, но счастливый

Решив продолжить свое образование, я уехал из дома в Белосток, намереваясь стать экстерном. Это был путь еврейской молодежи, которую не принимали в гимназии и приходилось учиться самостоятельно в рамках подготовки к официальным экзаменам. В Белостоке была живая еврейская община.

По официальной переписи 1897 г. евреев насчитывалось 41905 человек при населении в 66 000 человек.

В городе преобладали те же две отрасли промышленности: текстильная и кожевенная. Работодателями текстильной промышленности были евреи, но рабочими на крупных механизированных фабриках были поляки, вторая группа после евреев. Поляки ревниво сопротивлялись допуску евреев и последние работали на подрядчиков и в других мелких магазинах. В кожевенной промышленности, более молодой отрасли, евреи составляли большинство.

Радикальная мысль проникла в Белосток рано, и различные политические группировки до некоторой степени привлекали студенческую молодежь для интеллектуальной подпитки.

Я прибыл туда примерно за полгода до начала революции, в октябре 1905 года. Неизбежность политического и социального кризиса, явившегося следствием разгрома войны с Японией, держала нас в состоянии нервного ожидания. Кто мог бы терпеливо сидеть над учебниками? Особенно неприятны были книги по истории, которые никто из нас не ценил и в которые не верил. Поскольку в нашей молодой группе S–S было лишь несколько человек, которые могли говорить и спорить, а в соперничестве между различными идеологиями за верность тысяч незакрепленных людей разговоры и дебаты имели первостепенное значение, мои товарищи схватились за меня. Я стал полуофициальным функционером местной партии.

На том раннем этапе у руководящей группы не было ни времени, ни возможности бюрократизироваться, как это произошло позже в некоторых социалистических партиях. Все члены считали себя близкими, и отношения были искренне товарищескими. Студентами и другими полуинтеллектуалами восхищались или просто уважали, в зависимости от их личных качеств. Штаб-квартира подполья состояла из одной маленькой комнаты без окон, и наша деятельность была двоякой: расширение группы за счет образования новых «кружков» и создание подпольных профсоюзов на более мелких предприятиях. У нашей партии не было казны, и никому не пришло в голову спросить, как умудряется жить шестнадцатилетний функционер. Много дней мне приходилось ждать завтрака, пока ближе к вечеру не появлялся товарищ с несколькими копейками. Завтрак тогда состоял из черного хлеба, чая с сахаром и кусочка селедки. Немного масла было угощением. Иногда я набирался смелости, чтобы навестить друга, который жил со своими родителями, и он приглашал меня позавтракать с ним белыми булочками и маслом с чаем. В редкие периоды благоденствия я позволял себе ходить в польский ресторан, где питалась более бедная студенческая молодежь. Обслуживание было a la carte⁷⁵: большая тарелка жирного супа с хлебом стоила пять копеек; порция мяса семь копеек; стакан чая, две копейки. На четырнадцать копеек я наедался досыта. Но часто моя трапеза ограничивалась супом. Должно быть, я похудел, но, что удивительно, дома потом все говорили, что я хорошо выгляжу.

Той зимой я впервые столкнулся с проститутками. Прогуливаясь однажды в пятницу вечером по небольшой площади недалеко от центра, я столкнулся с группой уличных девиц, большинству из которых не было и двадцати лет. Юноша из маленького городка, с революционным облаком в голове, я стоял в замешательстве. Девочки, заметив мое замешательство, стали агрессивнее, а когда одна из них схватила меня за руку, я почувствовал физическое отвращение. Потребовалось некоторое усилие, чтобы уйти от них. Проституция была незаконной, но, тем не менее, была широко распространена. Довольно долго я не мог избавиться от того чувства брезгливости при виде проституток. У меня была похожая встреча много лет спустя в Гаване при генерале Мачадо и в последние дни шаткой Веймарской республики. Там, особенно в Берлине, девушек было гораздо больше, а зрелище более унизительным.

Озабоченность движением не ослабила моей любви к книгам. Я стал заядлым читателем русской литературы, как классической, так и современной. Максим Горький тогда вырисовывался любимым писателем молодежи. После собрания я ложился на свою койку и при газовом свете читал до рассвета. Постоянное недоедание заставило меня ненадолго вернуться домой. Это было в середине октября 1905 года. Мой поезд был остановлен ночью из-за развернувшейся политической забастовки железнодорожников в нескольких милях от города Волковыск. Я дошел до этого города пешком, а оттуда на телеге добрался до своего родного города.

Люди принимают новую власть

В Ружане была в разгаре всеобщая забастовка, последовавшая за забастовкой железнодорожников. Заводы и магазины опустели. Власти постарались исчезнуть из поля зрения, а рабочие группы заполнили вакуум, сохранив контроль и после окончания забастовки. Еврейское население, давно приспособившееся к жизни органами власти и совершенно сбитое с толку политическими потрясениями, обращалось к своим молодым революционерам за защитой и опорой. Предреволюционные дуновения превратились теперь в горячие ветры. Наличие власти опьяняло. Наши встречи проходили открыто в синагогах. Мы взимали налог с торговцев, ведущих дела с правительством, за покупку оружия для отрядов сельбшуца (самообороны) и для нашей партии. Прокламация царя от 17 октября, даровавшая ограниченную конституцию и Думу, была противопоставлена на следующий день местными властями и реакционными элементами волной погромов, прокатившимся по обширным районам черты оседлости. Во многом благодаря нашему дружескому сосуществованию с окрестными жителями вся Гродненская губерния, кроме Белостока, избежала погромов. Тем не менее, молодежь должна была быть начеку, и всякий раз, когда в соседнем местечке распространялся слух, что кто-то настраивает крестьян против евреев, мы бросали членов нашего сельбшуца на помощь местному населению. Для этого нужны были деньги на оружие. Затем была восстановлена старая власть, но мы все еще находились в состоянии брожения. Мы срывали голосование в Думу, молодые и опьяненные революционным потенциалом.

Наше поведение в тот короткий период не было ни разумным, ни здравым, о чем свидетельствуют следующие два случая. Наша партия была в числе революционных групп, объявивших бойкот выборов в первую Думу, назвав их крайне неадекватными.

Мы объявили об этом в синагогах и в листовках и навязали свою волю всему населению. Чтобы убедиться, что никто не пошел на выборы, мы проехали телегой между нашим местечком и Слонимским уездным центром, где должно было состояться голосование, и нам не пришлось никого возвращать назад; даже самые состоятельные граждане, желавшие участвовать в голосовании, не осмелились бросить нам вызов.

Второй инцидент связан с практикой нескольких социалистических групп проводить рейды по государственным учреждениям и железным дорогам за деньгами. Набеги оправдывались революционной экспроприацией. Наша местная ячейка, не желая отставать в революционной дерзости, решила провести свою «экспроприацию». Вместе с небольшой группой местных эсеров, в основном неевреев, мы в пятницу вечером совершили налет на волостноу управление, группу деревень. Я участвовал в основном для того, чтобы помешать нескольким горячим головам использовать свое оружие, и впервые стоял в штабе с браунингом в руках. Сомнительно, что я мог выстрелить. Мы нашли не деньги, а кучу пустых бланков паспортов, которые поделили с эсерами.

Бланки паспортов были сокровищем для подпольной партии. Но мы были слишком непрактичны, чтобы понять, что при запрете жить в деревнях, паспорта с волостной печатью вряд ли пригодятся евреям.

Молодая жена чиновника разбудила село. Многие крестьяне следовали за нами на почтительном расстоянии. Мы оставили телеги на окраине города и разошлись. Через час новый полицмейстер, опытный жандарм, ходил от конюшни к конюшне по нееврейской улице в поисках вспотевших лошадей. Он их нашел, а малолетний сын дома после тщательного допроса выдал участников, которых знал. Моего имени среди них не было. Мое участие в рейде стало известно по легкому пренебрежению. Я стряхнул пыль с одежды, но не заметил песка на ботинках. Ранний прохожий увидел меня через окно. Когда этот человек услышал о налете на его бет-медраш в то субботнее утро, он понял, где я был, и рассказал об этом остальным. Но община держала это в секрете от полиции.

Анархисты, немногочисленные, но жестокие

Худшими нарушителями прав того периода были анархисты. Анархизм был занесен в наш город из Белостока, а в него – прямо из Лондона, где анархистские теории, или, вернее, настроения, еще имели приверженцев среди беспризорных еврейских эмигрантов. Можно сказать, что Лондон был матерью еврейского анархизма в России. В наших краях анархизм был отчасти профессиональной особенностью. Первые анархисты, приехавшие в Белосток из Лондона, нашли своих самых внимательных слушателей среди рабочих кожевенного завода.

Их ремесло было высококвалифицированным и трудным. Они работали большими острыми ножами, которыми вычиняли необработанные шкуры. Акты «Прямого действия» понравились многим из них и было удобно истолкованы как лицензия на захват богатых людей и удержание их с целью получения выкупа. Демократические социалистические партии в Белостоке и других местах часто сталкивались с анархистами. По примеру большого города, небольшая группа молодых анархистов в нашем городе похитила самого богатого человека, потребовав за это денежную сумму. Невинный прохожий, смотритель леса, где богача держали в плену, был убит случайным выстрелом из оружия нервного юнца. Пленника, согласившегося заплатить выкуп, отпустили, но деньги были меченными. Позже властям удалось арестовать всех восьмерых похитителей. Их приговорили к длительным срокам каторжных работ. Три года, предшествовавшие 1906 году, разрушили стены гетто больше, чем все полвека до этого. Революционная весна привлекла наибольшее количество еврейской молодежи и безмерно увеличила пропасть между отцами и сыновьями, матерями и дочерьми. Можно без преувеличения сказать, что большая часть молодежи обоего пола была прямо или косвенно вовлечена в рабочее-социалистическое движение. Погромы 1905 г. и первые свидетельства неудач 1906 г. оказали отрезвляющее воздействие. Уверенность в своем будущем в России для многих тысяч юношей и девушек пошатнулась. Результатом стало начало исхода. 1905, 1906 и 1907 годы были пиком иммиграции в Америку и самый большой из трех пришелся на 1906 год, когда было сюда прибыди 125 000 человек.

	От редакции сайта. Со следующей главы автор рассказывает о дальнейшей своей судьбе, но с Ружанами связана она уже не будет...

Примечания

1 Оригинальное название главы – «The shtetl». Штетль (שטעטל, идиш) – местечко, городок, это олицетворение традиционного еврейского уклада, особый мир, в котором за несколько веков мало что менялось. Именно поэтому я решил оставить еврейское слово «штетль».

2. Бейт-мидраш (בֵּית מִדְרָשׁ, ивр.) – «дом учения» – место постоянного изучения Торы. Обычно одновременно и молитвенный дом (бейт-кнессет, синагога).

3. Пури́м – еврейский праздник, установленный в память о спасении евреев в Персии.

4. Талит (‏טַלִּית‏‎, ивр.) – молитвенное облачение (покрывало) в иудаизме.

5. Хе́дер (хе́йдэр, идиш) – базовая начальная школа в традиционной еврейской системе образования.

6. Маггид – рассказчик иудейских легенд, сказаний, чаще – странствующий проповедник.

7. Шуль (идиш) – синагога, дословно — «школа».

8. Йешива (יְשִׁיבָה, ивр.) – высшее религиозное учебное заведение в иудаизме, в основном для изучения Торы.

9. Смоле́нскин, Пе́рец (1842-1885, Меран, Австрия) – еврейский писатель и публицист, писавший на иврите.

10. Ма́пу, Абра́м Ку́селевич (Ку́шелевич) (1807-1867) – «творец еврейского романа», писавший на иврите.

11 Лиллианблюм, Мойше-Лейб Гиршевич (1843-1910) – еврейский писатель и общественный деятель.

12. Гордон, Лев Осипович (Йегуда Лейб) (1830-1892) – еврейский поэт и писатель. Автор произведений на иврите, русском языке и идише.

13. Ребе (идиш) – титул учителя (меламеда) в иудейской начальной школе хедере.

14. Эпикорос (идиш) – еретик, нигилист отвергающий традиции или подвергающий их сомнению.

15. Бохур – это слово можно перевести с иврита как «молодой» или «избранный», обычно студент, не состоящий в браке, йешивный бохур – юноша, обучающийся в ешиве.

16. Ружаной (Ruzhanoi) – так называли Ружаны среди евреев. На самом деле вариантов названия было достаточно много: Rozhinoy, Rozinoy, Ruzana, Rozana и т.д..

17. Греко-православные (Greek Orthodox) – обобщающее официальное название ряда поместных православных церквей.

18. в тексте использовано слово Schloss (нем., идиш) – замок, дворец, резиденция.

19. Так в тексте ... видимо память подводит автора. За ров принят канал у дворца, а за зубчатые, наверное ажурную колоннаду.

20 Поснак (Posnack) – по словам автора – владелец мельницы в Ружанах. Я не смог его идентифицировать. Возможно, фамилие указано неверно (например, Позняк – Poznick). Из созвучных фамилий известных еврейских предпринимателей в Ружанах можно назвать Поляка Берки Арон. (Pollak, Pollack), но в 1912 году он владел суконной фабрикой (одеяла).

21. Гзера (иврит), гзейре (идиш) – этим термином всегда обозначали важную меру властей против евреев, дискриминационный закон. По другим источникам, это постановления запретительного характера, требующие воздержания от совершения определенного поступка.

22. здесь непонятно. о какой бабушке владельца дворца и о каких атласных одеждах для раввинов идет речь? Тем более, что в период жизни автора владельцем замка был Пинес. Его дедом был Ари Лейб Пинес, а бабушкой Вита Пинес (Падуа).

23. 1856 год – поражение России в Крымской войне было связано в первую очередь с проблемами логистики.

24. Хвойник (Khvoinik) – еврейский род, владел кожевенными фабриками в Ружанах.

25. Шаббат – седьмой день недели в иудаизме, суббота, в который Тора предписывает евреям воздерживаться от работы.

26. Бесполый (sexless, англ.) – трудно перевести как-то по-другому. К тому же Лейб «Яхид» Пинес не имел детей (см. здесь).

27. Гемара́ – в обиходе термином «гемара» часто обозначают Талмуд в целом, а также каждый из составляющих его трактатов в отдельности.

28. Большой пожар – в Ружанах по еврейским источникам на рубеже 19-20 вв. их было три с периодичностью в 20 лет: 1875 году, второй в 1895 году и третий в 1915 (см. здесь).

29. Шуль-хойф – Двор (площадь) у синагоги.

30. Их количество в Ружанах поражает...

31. Клезморим (идиш) – группа (оркестр) музыкантов (кле́змер) исполняющих традиционную народную музыку восточноевропейских евреев, характерную особенным стилем её исполнения.

32. Меламдим – учитель

33. Балагол (идиш) – еврейский извозчик,

34. По-видимому речь идет об изъятии из состава земель, выделенных в прежние годы еврейским земледельческим колониям «запасных, излишних и свободных земель», которые фактически не обрабатывались, но на их счет поступало государственное финансирование.

35. Песах – центральный иудейский праздник в память об Исходе из Египта.

36. Шадхен, шотхен (שדכן, ивр.) – сват или сваха, а то и оба вместе, если бизнесс был семейным.

37. Сарвер – букв. сервировщик. Так назывались люди, которые руководили приготовлением блюд для свадебного стола и накрывали этот стол.

38. Кехила (иврит) – «община». Кехила, или кахаль — это группа людей, объединенных с определенной целью.

39. Казенный раввин – В 1857–1917 гг. Согласно правительственным инструкциям, кандидатом в казенные раввины мог быть выпускник раввинского училища (с 1873 г. – еврейского учительского института) или общих высших и средних учебных заведений. В обязанности казенного раввина входило принимать присягу у евреев-новобранцев, вести книги записи рождений, бракосочетаний и смертей, в дни государственных праздников и тезоименитства императора произносить в синагоге патриотические проповеди (чаще всего на русском языке).

40. Роше (רשע, ивр.) – злой

41. Литвинов, Максим Максимович (Меер-Генох Моисеевич Валлах) (1876-1951) – советский революционер, дипломат и государственный деятель, народный комиссар по иностранным делам СССР (1930—1939). зам. наркома по иностранным делам СССР, посол СССР в США (1941-1943).

42. Драша (דְרָשָׁה, ивр.) – проповедь в субботу днем нравоучительного характера, основанная, как правило, на комментировании того или иного сюжета Танаха.

43. Га́лаха (‏הֲלָכָה‏‎, ивр.) – совокупность законов и установлений иудаизма, регламентирующих религиозную, семейную и общественную жизнь верующих евреев.

44. Махмир – еврей, фанатично соблюдающий все религиозные заповеди, толкователь закона с крайне ортодоксальными взглядами.

45. Кашрут (‏כַּשְׁרוּת‏‎, ивр.) – дозволенность или пригодность чего-либо с точки зрения галахи⁴³.

46. Элуй – одаренный человек, вундеркинд

47. Даян (דיין, идиш) – судья в иудейском религиозном суде, своего рода помощник раввина

48. Гейер (идиш) – которое переводится как «путник, ходящий человек». Часто, евреи ходили — и ходят — по домам, собирая деньги для нуждающихся (цдака на иврите), смягченное название бродячих нищих

49. Люфтменш (לופטמענטש, идиш) – непрактичный человек, мечтатель, буквально «человек воздуха», в том числе человек без определенного рода занятий.

50. Шлемиэль (שלומיאל, идиш) – «неумелый / некомпетентный человек» или «дурак». Это распространенный архетип еврейского юмора, и так называемые «шутки о Шлемиеле» изображают Шлемиеля, попавшего в неудачную ситуацию.

51. Тфилин – элемент молитвенного облачения иудея: пара коробочек (бати́м — «домá») из выкрашенной чёрной краской кожи кошерных животных, содержащие написанные на пергаменте отрывки (паршийо́т) из Торы и повязываемые на лоб и руку.

52. Shnorrers (идиш) – означает «нищий» или «тунеядец».

53. Балебуст (באַלעבאָס, идиш) – хозяин, домовладелец, работодатель

54. Мешулах (משולח‬, ивр.) – человек, который собирал деньги для ешивы или других учреждений.

55. Мейрев (meirev, идиш) – запад, вероятно имеется ввиду закат солнца.

56. Балебатим (בעל־הבית, идиш) balebatim – Высокопоставленные лица, арендодатели и т.д.

57. Рабоисай (идиш) – ну, что-то типа обращения «дамы и господа»...

58. Ха́нука – («освящение; обновление») — еврейский праздник, в память об очищении Храма, после изгнания в древности с Храмовой горы греко-сирийских войск.

59. Симха́т Тора́ – («радость Торы») – праздник в иудаизме, празднуемый сразу после Суккот. В этот день завершается годичный цикл чтения Торы и сразу же начинается новый цикл.

60. Гельт (געלט, идиш‎) – деньги. Тут имеют ввиду Хануке-гелт (חנוכה געלט, идиш‎), т.е. деньги, которые дают детям на Хануку.

61. Дрейдл (דריידל, идиш) – четырёхгранный волчок, с которым, согласно традиции, дети играют во время еврейского праздника Ханука.

62. Шалахмонес (идиш) букв. «посылка яств» – В Пурим принято приносить друг другу сладости и сладкую выпечку и давать деньги.

63. Пинку́с, Пинка́с – актовая книга еврейских общин. В пинкасы вносились важные события общин, постановления и уставы (такканот), должностые назначения, внутриобщинные налоги и пр.

64. Хмельницкая резня – Война казаков во главе с Б. Хмельницким с поляками с 1648 по 1656 годы, сопровождалась беспощадным уничтожением еврейских общин.

65. Кровавый навет – обвинение евреев в убийстве людей других вероисповеданий (главным образом христиан) для использования их крови в ритуальных целях.

66. Киду́ш – благословение, которое произносят в праздник и субботу.

67. Кантор (хазза́н) – еврей, ведущий богослужение в синагоге.

68. Сидур (молитвенник) – сборник молитв в иудаизме.

69. Клезмерский концерт см. клезморим³¹

70. Умед, амуд – стол напротив ковчега, с которого хаззан⁶⁷ (человек, ведущий богослужение в синагоге) читает молитвы.

71. Меламуд (מלמוד, идиш) – учитель Торы

72. Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) – еврейская социалистическая партия, действовавшая в Восточной Европе с 90-х годов XIX века – до 40-х годов XX века.

73. Социалистическая-сионистская группа (Socialist – Zionist group S-S). Впоследствии Сионистско-социалистическая рабочая партия (ССРП) – одна из наиболее значительных еврейских политических партий. Первые попытки образования ССРП относятся к началу 1904 г. (силами еврейских ремесленников и интеллигентов, отколовшихся от «Поалей Цион»). Упразднена в 1917 году влившись вместе с представителями Социалистической еврейской рабочей партии (СЕРП) в Объединённую еврейскую социалистическую рабочую партию (ОЕСРП).

74. Галу́т (‏תְּפוּצָה, ивр.) – изгнание, вынужденное пребывание евреев вне Израиля.

75. «à la carte» (фр.) – в соответствии с меню.

76. Сельбшуц (selbschutz, нем.) – самооборона