Владимир Максимович Догадин родился в Астрахани в семье коллежского асессора, происходившего из казаков Астраханского войска. В 1903 г. – окончил Оренбургский кадетский корпус. В 1906 г. с отличием окончил Николаевское инженерное училище. Был произведен в подпоручики и направлен в Kиевский 4-й понтонный батальон. В октябре 1908 г. поступил в Николаевскую инженерную академию в С.-Петербурге, а 22 мая 1911 г. успешно окончил её (включая дополнительный курс), после чего в чине штабс-капитана с утверждением в звании военного инженера был направлен в Брест-Литовск в качестве младшего производителя работ. Участник Первой мировой войны. В 1914-1916 гг. продолжал деятельно участвовать в создании различных фортификационных систем на Западном фронте. В марте 1917 г. его как опытного военного инженера направляют на строительство Севастопольской крепости, где он был старшим производителем работ, а затем начальником хозяйственного отделения. После победы большевиков в октябре 1917 г., оставшись в России, продолжил службу, работал штатным преподавателем 2-й военно-инженерной школы в Москве, преподавал в гражданских и военных строительных ведомствах. Полковник (1917). Генерал-майор. А. Королёв
|
|
|||
В Брест-Литовске в качестве гарнизона были одни ополченцы. Почти все военные инженеры крепости находились на постройке полевых позиций. Значительная часть вооружения крепости была отправлена в действующую полевую армию. А самому Брест-Литовску предстояла скорая осада. Отсюда вполне понятно, почему мы с Лидерсом прогуливались молча.
Моя квартира в крепости была заполнена ящиками с моей обстановкой, которая была в них упакована ещё в начале войны, но так и не вывезена в тыл, так как тогда противника отогнали далеко на запад.
Я устроился ночевать у начальника искровой станции капитана Кастнера. Рано утром, когда я только что проснулся, он уже успел вернуться с радиостанции и, не будучи в состоянии от волнения и слёз произнести ни одного слова, молча подошёл к карте и на Новогеоргиевске поставил крест: крепость была сдана… Он показал мне полученную им последнюю прощальную радиограмму от гарнизона, заканчивавшуюся неразборчивыми от спешки знаками…
Выехав из крепости на предоставленном мне экипаже, я поздно вечером прибыл в Каменец-Литовск и разыскал в нём управление начальника инженеров 4-й армии, которое за неделю моего отсутствия отскочило от Варшавы на 200 километров!
Новую позицию мне было предложено укреплять у местечка Шерешёв, откуда ведёт своё начало речка Муховец и имеет там вид ручейка. Северный фланг моего участка примыкал к позиции, пролегавшей через знаменитую Беловежскую Пущу, в которой жили на свободе зубры.
Для рекогносцировки местности с целью выбора позиции мы с П.П.Архипенко приехали на машине в городок Шерешёв и зашли к священнику, проживавшему в хорошеньком домике среди сада с обилием зрелых плодов. У хозяина были две взрослые дочери и два сына. […]
На другой день, когда я со своими офицерами прибыл в этот дом, чтобы немедленно приступить к работам, в нём уже никого из людей не было, кроме самого священника. Он при нас же сел в экипаж к выезжавшему в тыл своему соседу, взяв с собой в руки лишь маленький узелок, завязанный в носовой платок. Вся остальная обстановка квартиры осталась полностью на своих местах. Даже иконы продолжали висеть в углах комнат, на окнах трепетали беленькие занавески, а на этажерке лежал раскрытый томик стихов Надсона. Я со смущением расположился на ночь на одной из двух стоявших в комнате девичьих узких кроваток с тюлевыми накидками на подушках. […]
|
|||
Укреплять позицию у Шерешёва нам пришлось не более трёх дней, так как под давлением противника нас перебросили далее в тыл на позицию к востоку от речки Ясельды у деревни Смоляницы.
Одновременно с этим я получил специальное поручение: подорвать после отхода наших войск шоссе на участке между местечками Пружаны и Ружаны, проходившему по дамбе через огромное болото, шириною в 6 километров. Вдобавок в этом месте шоссе пересекалось речкой Ясельдой. Таким образом, разрушение шоссейной дороги должно было существенно помешать наступлению противника, так как обходных дорог не было, а болото было слишком велико. Для выполнения работ по подрыву дамбы в моё распоряжение были даны сапёры Сибирского батальона. Первым долгом мне нужно было раздобыть взрывчатые вещества, которых у меня никогда не было.
Несмотря на все принятые меры, мне удалось получить пироксилин только у командира 6-го сапёрного батальона генерала Бартоломия. Я его застал на крыльце своей халупы в гимнастёрке без пояса. Он был со мной исключительно предупредителен и отдал мне весь свой наличный запас взрывчатых веществ.
Прибывшие сапёры сразу начали отрывать в насыпи по обеим сторонам шоссе колодцы для помещения в них зарядов. А тем временем вдоль шоссе всё усиливался поток беженцев, поднявшихся со своих мест перед наступавшим противником. […]
Преодолевая невероятные трудности, 18 августа в день, назначенный для разрушения дамбы, я пробирался к мосту через Ясельду, где было выбрано место для взрыва. Здесь уже были вырыты колодцы. В одном из них лежала мёртвая корова, нелепо задрав на спину свою голову. Сапёры закладывали в камеры заряды и прокладывали сеть из проводников, проверяя её исправность прибором. Я стоял на мосту, а мимо двигались подводы беженцев. В общей массе их проехал верхом казак, державший на руках чужого ребёнка, который доверчиво прижался к груди сурового всадника с бородой. Прошла девочка, ведущая за собой корову. По обочинам гнали овец, гусей и шли пешие. И снова непрерывная полоса телег и экипажей. Вдруг в небе над головой раздался резкий разрыв снарядов. Это немецкая артиллерия начала шрапнелью обстреливать беженцев. Смертоносный град хлестнул по болоту. Дикий многоголосый крик раздался по двигавшемуся людскому потоку, и всё бросилось вперёд, давя друг друга. Повозки цеплялись и переплетались колёсами, вконец застопоривая движение. За первым залпом шрапнели раздался второй, за ним третий и т.д. В болото справа и слева от шоссе после каждого разрыва снарядов дождём шлёпались шрапнельные пули. Так хотелось от опасности спрятаться под мостом, на котором я стоял. Но долг службы заставлял меня глушить эти чувства перед лицом солдат. И я восхищался, как в этом хаосе и шуме под угрозой смерти сапёры с невероятным спокойствием сноровисто выполняли своё кропотливое дело, сращивая проводники, проверяя сеть, закладывали снаряды и зарывали их землёй. Наконец, всё было готово к взрыву. Наступил вечер. Кругом на широком болоте во тьме пылали яркие костры из зажжённых казаками стогов сена. Проехали через мост в тыл их последние разъезды, предупредив нас, что за мостом больше наших войск не осталось. Было уже 10 часов вечера, а мимо нас всё продолжали двигаться беженцы. Сапёры зажгли мост, обложив его сеном и полив керосином. Мост запылал, прекратив возможность по нему перебираться. И всё-таки после затишья какая-то подвода на карьере прогромыхала по деревянной настилке моста, прорвавшись через сильное пламя.
|
|||
Мы приготовились к взрыву, но какая-то корова продолжала равнодушно стоять вблизи заложенных снарядов и не обращала никакого внимания на наши попытки её отогнать.
Жутко было от сознания, что вся русская армия уже позади, а наша маленькая группа одна стоит перед лицом противника.
В этот момент мы в темноте услышали нерусскую речь на противоположном берегу узенькой речки Ясельды. Тогда я отдал приказ ко взрыву. Сапёр закрутил электрическую машинку, раздались глухие подземные взрывы, и земля дамбы поднялась на воздух. Задание было выполнено.
Поблагодарив сапёров, я отпустил их к своему батальону, а сам сел на свою лошадь и верхом в сопровождении денщика отправился догонять свою часть. […]
После этого тяжёлая артиллерия противника только через шесть дней появилась перед нашими позициями.
Позицию у Смоляницы мы тоже укрепляли недолго, причём отступавшие войска настолько приблизились к нам, что я из окна своего дома, стоявшего на самой позиции, видел, как рядом с моими рабочими зарывались в землю роты отступавшей пехоты.
Зато от своего управления мы оторвались значительнее обычного и имели с ним очень слабую связь. Поэтому работали мы совершенно самостоятельно, научились действовать весьма оперативно и за какие-нибудь три-четыре дня успевали создавать для отступавших частей приличную позицию.
От берегов Ясельды у д.Смоляницы нас перебросили к городу Слониму, чтобы укреплять позицию на реке Щаре и канале. Наше управление в это время было уже в Минске, в котором, кроме штаба 4-й армии, в результате общего наступления очутились штабы ещё двух армий. «Свидание друзей», – с грустной иронией смеялся Архипенко. […]
Под Слонимом, как и везде в этот период, мы проработали очень недолго, и уже 29августа получили приказ приступить к укреплению Минских позиций к западу от городка Койданов.
...
Источники
1. Догадин В.М. На фронте и в тылу. Воспоминания о Первой мировой — Военно-исторический журнал. 2009. № 6, 9,11; 2010. № 1
2. Николаев А.С. Краткий исторический очерк развития водяных и сухопутных сообщений торговых портов в России : [В 3-х ч.]. — СПб., 1900
3. Еленев М. Н. Историческая хроника 63-го пехотного Углицкого полка за 200 лет его существования 1708-1908. — Варшава, 1908
4. Мейен В.Ф. Россия в дорожном отношении в 3-х томах, с приложением 5 картограмм и карт губерний. Том III. — СПб. Типография Министерства Внутренних Дел. 1902.
|