 |
|
 |
|
А Королёв
© А.Королёв
|
Последние годы в работах историков и краеведов гораздо больше уделяется внимания тем событиям, затрагивать которые в прежние годы, скажем так, не рекомендовалось. Открылись новые источники: открываются и оцифровываются архивы, выкладываются огромные массивы журналов и газет, статей и книг XVI-XX веков, да и возможностей высказать свое мнение о тех или иных событиях в век интернета появилось гораздо больше – завёл свой сайт/блог и вперёд. Главное при этом оставаться в «исторической канве», руководствоваться истиной, а не пытаться влиться в какое-либо «политически верное» течение. Но при этом как-то «не модно» стало вспоминать тех, кто противостоял фашизму: и героев, и жертв. А если и вспоминаем, то часто в попытке найти какое-нибудь серое пятно, пусть маленькое – иначе не интересно, никто читать не будет. А в той войне было всё – поражения и победы, подвиг и предательство. Человек был поставлен в такие условия, когда один его поступок мог привести к предательству во имя спасения собственной жизни, а другой – к спасению товарища или просто незнакомого. Я не судья и не собираюсь кого-то оправдывать или обвинять. Слава богу, мне не пришлось быть в том аду. А в Ружанах в тот период был настоящий ад с массой безвинно убиенных и напрасно загубленных. Я просто напомню о том, что незаслужено отходит на второй план, о том, о чем забывать нельзя. Напомню на примере одной судьбы, судьбы не жителя Ружан, но те две недели, на которые он фатумом был занесен в этот городок, навсегда остались выжжены в его сердце и сердцах тех, кто по разным причинам оказался рядом с ним. Вспомним о Викторе Алексеевиче Лекомцеве. В этих воспоминанях, кроме известных уже книг и статей, нам помогут фото, которые удалось найти в последние годы.
И небольшое замечание. Публикаций о Лекомцеве сейчас можно найти много (см. Библиографию), но написаны они уже в наши годы. Поэтому наиболее достоверной информацией (пусть слегка «приглаженной») я считаю книгу Бринского, вышедшую еще при жизни Лекомцева (1964 год). К тому же, он был соратником Лекомцева и, я уверен, пользовался его воспоминаниями... А. Королёв В.А. Лекомцев: строки из биографии
Лекомцев Виктор Алексеевич родился 5 февраля 1909 года в тогда еще Российской Империи в Уфе, в семье железнодорожника. Когда и по какой причине его семья оказалась в Москве – достоверно не известно. Время было такое – 1-я мировая (Великая война), февраль, а затем октябрь 1917 года, гражданская война – привели к массовой миграции народов. По окончании школы особо выбирать не приходилось, нужно было жить, а значить зарабатывать. Работал чернорабочим, землекопом, молотобойцем, бетонщиком, на торфоразработках около Шатуры в Подмосковье, строил кожкомбинат, в Москве – метро, был в числе строителей двух знаменитых московских зданий – Наркомзема и Дома книги. Судьба круто изменилась после поступления в возрасте 22 лет в МГУ им. Ломоносова на медицинский факультет. А вскоре этот факультет был преобразован во 2-ой Московский медицинский институт (значительно позднее, в 1957 г. Институту было присвоено имя Н.И.Пирогова). В 1936 году окончил лечебно-профилактический факультет института, получив диплом врача-хирурга и военного переводчика (немецкий язык). Знание немецкого языка впоследствии спасло Лекомцева в первые месяцы войны. В качестве врача Виктор Алексеевич был призван в армию. Начал свою профессиональную трудовую деятельность младшим врачом в Рязанском артиллерийском училище. Участвовал в советско-финской войне 1939-1940 гг.. В 1940 году направлен в Волковыск, где в составе 6-го мехкорпуса Западного военного округа к 30 июля была сформирована 7-я танковая дивизия. Приняв должность старшего врача медсанчасти 7-го автотранспортного батальона (7-й атб) этой дивизии в звании военврача третьего ранга (соответствует современному званию капитан медицинской службы), он вряд ли мог предположить какие события развернуться буквально через год. Начало войны Несмотря на то, что дивизия формировалась в Волковыске и местечках вокруг него (бывших польских имениях, господских дворах), весной 1941 года она была передислоцирована в район Белостока (м. Хорощ), местом дислокации 7-го атб был избран г. Изабелин, а пунктом развертывания на случай боевых действий (боевым сборным пунктом) был установлен городок Хорощ восточнее Белостока. Не вдаваясь в подробности событий, происходивших в течении 22-29 июня, скажу только, что благодаря бездарным действиям войсковой разведки и неразберихе, царившей на Западном фронте, а во время выхода из окружения 27-29 июня по шоссе Волковыск–Слоним также из-за отсутствия горючего и успешного действия авиации противника из первоначального боевого состава в 368 танков осталось всего ТРИ танка. Дивизия, считавшаяся до войны одной из самых мощных и укомплектованных среди подобных формирований в РККА была практически уничтожена и 6 июля расформирована. Та же участь постигла и весь 6-й механизированный корпус, Потеряв много танков от огня противотанковых орудий и авиации корпус начал отступление на восток – на том же шоссе Волковыск–Слоним погибла или была брошена остальная техника. В некоторых местах скопление танков, машин и разбитых орудий было столь велико, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможно. Выйти из окружения удалось лишь нескольким легким танкам.
Военврач Лекомцев встретил войну, как и тысячи других людей – проснувшись от ее страшных звуков – звуков самой беспощадной и кровавой войны 20-го века:
Но еще в 2 часа 10 минут 22 июня по 6-му мехкорпусу была объявлена боевая тревога. Танковые дивизии были выведены из военных городков и свои районы сосредоточения. Первые же налеты авиации противника пришлись по пустым лагерям. В 7-й танковой дивизии имелись несколько раненых, но материальная часть не пострадала. Быстро собрав и отправив жену и дочь вместе с другими семьями военнослужащих на автомашинах на вокзал Белостока, где был сформирован эвакопоезд, Лекомцев приступил к своим обязанностям.
От регулировщика его части Виктор Алексеевич узнал, что во время эвакуации на восток в одном из поездов неподалеку от Белостока во время бомбёжки погибла его семья – жена и четырехлетняя дочь. Я не могу даже представить себе состояние Лекомцева в этот момент – вокруг взрывы, огонь, крики раненных, тела убитых и к этому всему... «Ваши жена и дочка... убиты»... В такие моменты поступки и действия человека непредсказуемы, а Лекомцев «машинально, почти не сознавая, что делает, но с безошибочным профессиональным навыком, ... стал перевязывать» раненых. По приказу командира части, майора Сучкова, Лекомцев, собрав раненых выдвинулся в Волковыский госпиталь. Было это, вероятно, уже 23 июня. Ситуация на дороге Белосток – Волковыск, уже была тяжелой – по ней пытались отступать войска Красной Армии и покидать Белосток мирное население.
По прибытию в Волковыск выяснилось, что принимать бойцов здесь было некуда, да и некому. К тому же Волковыск и сам подвергался бомбардировкам. Благодаря господству в воздухе, немецкая авиация с первого дня войны и до захвата города 27 июня, не прекращала атаки.
Из Волковыска колонну раненых в сопровождении военврача Лекомцева направили в Барановичи. После выезда из Волковыска, совсем рядом, у поворота на Изабелин Лекомцев подобрал мальчика, сидевшего рядом с убитой матерью. Еще раз вспомним – накануне Виктор Алексеевич узнает о гибели жены и дочери. Мальчика зовут Эдик, а настоящее его фамилие – Володько – мы узнаем из письма Ивана Навродского [13] (о нем позднее). В книге Бринского [1], глава из которой приведена ниже, он назван «Эдик Коробко».
О судьбе отца мальчика – политруке Володько (мальчик сказал, что на петлицах отца было три кубика) – ничего не известно. Даже после окончания войны Лекомцев не забыл этот эпизод и интересовался дальнейшей судьбой мальчика. Об этом ниже, в письме Навродского... По какому пути поехали в сторону Барановичи – вычислить не сложно. Туда из Волковыска шла прямая трасса через Зельву и Слоним, далее можно было проехать севернее, через Полонку, или южнее, через Березовку. Из книги Бринского [1] мы узнаем еще один пункт маршрута: «Не доезжая до дороги Брест – Барановичи». Из этого можно сделать предположение, что ехали все же по южной дороге. Именно у Березовки дорога выходит на трассу Брест – Барановичи.
Что происходило на трассе Волковыск – Барановичи, по которой отходили войска, окруженные под Белостоком, здесь описывать не буду. Есть масса работ, посвященных этому эпизоду войны. Скажу только, что трассу эту можно было бы назвать «дорогой смерти». Самая тяжелая ситуация была на переправах в районе Зельвы и южнее в сторону Ружан.
Район южнее Слонима и Барановичей на 24 июня был похож на слоенный пирог. Не было линии фронта как таковой, немецкие части вклинивались в оборону советских войск. Именно здесь действовали 17 и 18 танковые дивизии группы Гудериана, подкрепленные мотопехотой. Барановичи на тот момент взяты не были, но трасса регулярно атаковалась немецкими войсками и десантами. К тому же Слоним подвергся массированным атакам и именно 24 июня город был взят. Из воспоминаний Пантелея Захаровича Баклан3 :
Где-то здесь 24 июня 1941 года, повторюсь: «Не доезжая до дороги Брест – Барановичи» и была захвачена колонна с ранеными, которых сопровождал Лекомцев. По наиболее вероятной версии, представленной Бринским, произошло это так:
В [2] приводится другая версия: Лекомцева и Пилипенко взяли в плен «недалеко от г. Ружаны, чтобы подобрать маленького мальчика», того самого Эдика Володько. К сожалению, точно узнать какая из версий верна мы вряд ли сможем, но первая мне кажется более правдоподобной... В Ружанах... К вечеру 24 или утру 25 июня пленых и раненых доставили в Ружаны.
По некоторым источникам (точных данных найти не удалось) всего в тот момент здесь находилось более 600 человек. Это подтверждают и достаточно многочисленные немецкие фотографии. К появлению таких фото в последние десятилетия у меня двоякое отношение: с одной стороны это документы, зафиксировавшие события той эпохи, с другой – ведь этими снимками торгуют на аукционах потомки тех, кто виновен в многочисленных смертях...
Сами Ружаны в этот период были «в зоне особого внимания», поскольку оказались одной из основных и весьма удобных транспортных артерий для наступающих из Бреста на Минск немецких войск. О том, что происходило в районе Ружан в то время написано тоже не мало, но здесь я приведу только фрагменты дневника немецкого солдата1 :
Но бои велись в окрестностях Ружан, сам городок всё же находился в руках немецких войск. На это время пленных, число которых все время увеличивалось по мере постепенной «зачистки» разобщенных и деморализованых красноармейских войск, разместили на территории ружанской церкви. Раненых, в том числе и тяжелораненых попросту закрыли в здании храма и на 5 суток на попечение доктора Лекомцева, у которого не было ни перевязочного материала, не медикаментов.
Виктор Алексеевич вместе с фельдшером Аркадием Пилипенко оказывал помощь раненым.
После этого раненым было позволено выходит на церковный двор. К тому времени организованных частей Красной армии в районе Ружан уже не было. На немецкой ситуационной карте от 29 июня мы видим, что в районе Волковыска и Изабелина образовался котел окруженных и разделенных (нем. Teile) частей 3-й и 10-й армий, а северо-западнее г. Новый Двор - их рассыпавшиеся (нем. Versprengte) фрагменты.
Здесь Лекомцев волею судеб познакомился с местным священником Иоанном Навродским. Позднее они состояли в переписке. В одном из писем Лекомцев поинтересовался судьбой «жены к-ра Моргунова», из ответа Навродского [13] можно предположить, что она также была медиком. На одной из фотографий того времени можно увидеть женщину с нарукавной повязкой, но которой был крест. Возможно это она и есть?
В этом же письме рассказывается о жене и дочери попавшего в плен в Слониме врача из Волковыска, которого видимо знал Лекомцев. Их на всю войну приютил у себя. Навродский. В первые же дни немцы не позволяли ни помогать раненым, ни хоронить умерших. Свидетельница тех событий, Мария Сергеевна Чулкова, приводит такие подробности:
Отец Иоанн, как и Лекомцев, знали немецкий. Вероятно благодаря этому им удалось убедить немцев организовать пусть минимальную, но первоочередную помощь убеждая, что иначе в городке нанется эпидемия. Отец Иоанн собрал местных жителей – прихожан православного храма, которые оказывали помощь раненым: убирали, приносили воду и хлеб, сено для подстилки, хоронили умерших. Хоронили умерших от ран и расстрелянных на кладбище и возле церковной ограды.
Помогала раненым и матушка Лидия. Она занялась внутренним устройством лазарета в церкви, когда начали свозить раненых. Нужны были стерильные перевязочные материалы. Всем прихожанкам она объяснила, как старое белье порвать на лоскуты, сшить их подлиннее, выстирать и проутюжить горячим утюгом. Их скручивали, как бинты, и в ошпаренных ведрах с крышками приносили в церковь. Еще в ведрах «потайно» носили еду. Рассказывая про эту пищу для раненых, жители Ружан вспоминают, как матушка Лидия просила делать варево «нишчымным», то есть легким, диетическим. Операции доктор Лекомцев проводил прямо на церковном алтаре – извлекал осколки и пули, очищал раны, делал перевязки.
Поскольку продуктов не хватало, немцы изредка разрешали красноармейцам просить милостыню у ворот храма...
Кроме раненых на территории церкви держали и других военопленных и просто «подозрительных» мужчин, задержанных в окрестностях Ружан.
Чтобы закрыть ружанский период жизни Лекомцева, приведу здесь письмо отца Иоанна:
Брестский лазарет... Примерно 8 июля 1941 года (дата взята из письма Навродского) большую часть военопленных вывезли из Ружан, затем их несколько раз перевозили с места на место. Таким образом Лекомцев попал в Брестский лагерь-лазарет для военнопленных. Лагерь немцы организовали в Южном военном городке, где до начала войны дислоцировалась 22-я танковая дивизия. Территория городка в первый день войны подверглась бомбардировкам, поэтому часть зданий была повреждена либо разрушена.
Раненые поступали из разных мест: эшелоном из Белостока, из лагеря в Бела-Подляска, из Кобрина... собственно из всех окрестных мест...
Вот одна из историй, к которой имел непосредственное отношение Лекомцев:
Но вылеченные Лекомцевым не благодарили его. Поскольку медицинский персонал лазарета имел с точки зрения заключенных несколько привилегированное положение, многие с недоверием относились к врачам, тем более, если видели как врач говорит с фашистами на немецком... Бринский в своей книге упоминает полковника Чернышенко:
На самом деле здесь речь идет о полковом комиссаре Чепиженко:
К сожалению, о каком гитлеровском генерале упоминал Чепиженко, точно сказать сложно, возможно им был командир 45-й пехотной дивизии (45-я пд) вермахта генерал-майор Фриц Шлипер (именно ему был поручен штурм Брестской крепости и г. Брест), но об этом разговоре Лекомцева с генералом мы находим фрагмент у Бринского:
Бринский называет фамилие этого героя – им был майор Гаврилов.
В историях побегов из лагеря-лазарета в Южном городке постоянно фигурируют «канализационные люки», «паропроводы». По-видимому, Южный военный городок был неплохо оснащен отопительной системой с разветвленными подземными коммуникациями, которыми воспользовалась не одна группа беглецов. Видимо, немцы в этот период либо не обладали подробными планами городка, либо из-за наличия других проблем ограничились закрытием путей возможных побегов досками, решетками и т.д.. Тем более, что часть подземных коммуникаций могла быть скрыта из-за разрушений в результате ударов авиации и боев. Да и быстро распространявшиеся среди заключенных инфекционные заболевания стали причиной того, что немцы старались как можно меньше контактировать с пленными и медперсоналом. Как пишет Бринский, при проверке 9 ноября у вновь прибывших в лазарет пленных был выявлен тиф. Лекомцев доложил об этом коменданту лагеря, который «вскочил со стула и начал метаться по кабинету и кричать на Лекомцева, будто он виноват в случившемся. Накричавшись, приказал обнести карантин колючей проволокой и никого не выпускать из карантина» [1]. Согласно Бринскому, комендантом лагеря был «майор Дулькей». Бринский при написании своей книги, да и Лекомцев могли и не знать правду об Александре Эмильевиче Дулькейте и его последующей судьбе.
«Переполох», возникший 9 ноября из-за возможного введения жесткого карантина послужил причиной ускорения подготовки побега, намеченного Лекомцевым. А побег это готовился давно... Как начальник карантина, Виктор Алексеевич мог достаточно свободно перемещаться по территории лагеря. К тому же, забравшись на чердак 6-го корпуса, отданного для проживания врачей, он смог оценить систему коммуникаций городка, расположение люков, а из подвала 1-го корпуса, где было хирургическое отделение, пробраться по трубе в один из колодцев. Участие в подготовке побега принимала группа врачей. Более подробно о том, как это было можно найти в приводимой далее главе книги Бринского [1]. По разным причинам не все участники подготовки побега смогли (или захотели) воспользоваться предоставившейся возможностью, но Лекомцев и его сотоварищ по событиям последних нескольких месяцев – фельдшер Аркадий Пилипенко – от попытки не отказались и в ночь с 9-го на 10-е ноября смогли вырваться из лагеря. Пришло время познакомится с фельдшером Пилипенко, о котором мы уже не раз здесь упоминали. К сожалению, найти его фото мне не удалось...
После побега
Пробираясь от деревни к деревне, они добрались до села Куриловичи Мостовского района Гродненской области и здесь остались на зиму, с ноября 1941 года по май 1942 года обслуживая жителей этих мест как медики. Там Лекомцев встретился со своей будущей женой – Верой Петровной Сонец.
С мая 1942 года Лекомцев вместе с Верой Петровной ушел в отряд имени Щорса, которым командовал П.В. Пронягин. Отряд действовал на территории Брестской области. Здесь, оставаясь врачом, стал минером, пулеметчиком.
С октябре 1942 г. – врач диверсионного отряда Бринского, того самого Бринского, который после войны рассказал о Лекомцеве в своей книге [1]. В [2] говорится, что «Лекомцевы были вынуждены перейти в диверсионный партизанский отряд, командовал которым А.П. Бринский». Почему именно «вынуждены» не уточняется. Но в отряде Пронягина в тот период возникли определенные «межнациональные трения». Но это уже догадки... Главной заботой Лекомцева в отряде Бринского был лазарет, но он также ходил на задания с оперативными группами, участвовал в боевых операциях, в том числе в диверсиях на железной дороге.
23 февраля 1943 года Лекомцев оперировал легендарного командира партизанского отряда «Сокол» К.П. Орловского. Орловский был тяжело ранен и контужен в бою. Опасная бритва заменила скальпель во время операции. С помощью этого инструмента и обычной пилы была произведена ампутация правой руки по плечо и четырёх пальцев на левой. Операция была произведена без наркоза.
В начале 1944 года отряд, в котором воевал Лекомцев, получил приказ уходить дальше на запад, в Польшу. С приходом Красной Армии он врач-ординатор в 121-м отдельном медико-санитарном батальоне 120-й гвардейской стрелковой дивизии; командир медико-санитарной роты 174-го стрелкового полка, ординатор операционно-перевязочного взвода 121-го отдельного медсанбата. Мирная жизнь По дорогам войны В.А. Лекомцев прошел через Польшу, Германию, Чехословакию, а окончание войны встретил на Эльбе.
Награжден орденами Отечественной войны I (21.11.1944) и II степени (), польским орденом «Польский крест партизанский» (), медалями «За взятие Берлина» (09.06.1945), «За взятие Кенигсберга» (09.06.1945), «Партизану Отечественной войны» (), «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (09.05.1945) и другими. С июня 1945 по 1946 год В.А. Лекомцев продолжил службу ординатором операционно-перевязочного взвода 121 отдельного медсанбата 2-го Белорусского фронта. Но пребывание Виктора Алексеевича в плену крайне негативно повлияло на его карьеру. В продолжении медицинской службы в воинских частях ему было отказано. Хотел устроиться на работу в Москве, но один из благожелательно настроенных кадровиков посоветовал ему уехать подальше. Виктор Алексеевич нашел Веру Петровну в деревне Малые Озерки. С августа 1946 по апрель 1949 года работал заведующим хирургическим отделением во врачебной амбулатории в Гродненской области Белоруссии, а в 1946 году у Лекомцевых родилась дочь Надежда. Вместе с супругой решили ехать в Сибирь. Так, в мае 1949 года бывший майор медицинской службы стал главным врачом Муромцевской районной больницы Омской области. С января 1950 года по январь 1960 года работал единственным хирургом в Муромцевском районе. За заслуги в области народного здравоохранения Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 5 сентября 1960 года В.А. Лекомцеву было присвоено звание заслуженного врача РСФСР. С 1960 года по состоянию здоровья был переведен на должность врача дерматовенеролога Муромцевской ЦРБ, а по совместительству и судебно-медицинским экспертом. Являясь профессионалом своего дела, Виктор Алексеевич, кроме этого, обладал многими другими знаниями: хорошо владел немецким языком, увлекался шахматами, наизусть читал «Евгения Онегина», цитировал многих философов. Его интересовало все новое, что происходило в жизни. Он не пропускал ни одного нового фильма, всегда старался посетить кинотеатр, часто занимался в читальном зале районной библиотеки, вел огромную переписку с боевыми товарищами, и это все при том, что долгое время являлся единственным хирургом в районе.
За десять лет работы в больнице таежного района Виктор Алексеевич сделал до шести тысяч операций и многим людям спас жизнь. О нем писали в центральных газетах Советского Союза – в «Известиях», «Советской России» и др. Была также напечатана статья о нем в центральной газете Китайской Народной Республики «Женьмин жибао». Постоянная жизнь на пределе, полная самоотдача не прошли без последствий для врача – не выдержало сердце Виктора Алексеевича. Лекомцев умер от инфаркта на рабочем месте 27 октября 1970 года. В его похоронах участвовали практически все жители Муромцевского района.
|
|
|||
21 июня, в субботу, еще засветло, Виктор Алексеевич заготовил червей, чтобы на другой день ранним утром пойти на реку ловить рыбу, а рыбак он заядлый. Чтобы не проспать, завел будильник. Но разбудил его не будильник, а гул немецких самолетов и взрыв бомб. Выбежав во двор, он увидел, как черные самолеты с белой свастикой бомбили и обстреливали городок. Полураздетые люди выскакивали из домов, некоторые тут же падали, сраженные пулями и осколками бомб. Горели дома, склады, стонали раненые.
К офицерским домам подошли автомашины, поспешно погрузили семьи и отправились на станцию Белосток. Виктор Алексеевич получил от командира приказание: всех раненых отвезти в Волковыский госпиталь.
Возвращаясь в свою часть, он видел, как по дороге на запад двигались войска, а на восток беспорядочным потоком уходило гражданское население, тянулись гурты скота. Немецкие самолеты нещадно бомбили и обстреливали никем и ничем не защищенных беженцев. По обочинам дорог и в кюветах лежали трупы людей, лошадей. Кругом горели села, леса, столбы черного дыма поднимались высоко в небо, пахло гарью.
На опушке леса, недалеко от дороги, Лекомцев заметил регулировщика своей части. Регулировщик махнул флажком и показал направление машинам. Оказалось, что их часть находится в лесу, недалеко от дороги.
Регулировщик сообщил, что эшелон с офицерскими семьями разбит гитлеровцами недалеко от Белостока и, обращаясь уже только к Лекомцеву, добавил:
– Ваши жена и дочка... убиты.
Лекомцев ошеломленно посмотрел на него. Потрясенный этим страшным известием, кажется, ничего не видя вокруг, он приехал в часть. Там, в лесу, рыли могилы. На носилках и прямо на земле лежали раненые. Машинально, почти не сознавая, что делает, но с безошибочным профессиональным навыком, Лекомцев стал перевязывать их.
– Забирай раненых, – приказал майор Сучков. – Вези в Волковыск.
– А как же часть?
– Останется младший врач.
Переполненный Волковыский госпиталь не принял раненых, нужно было везти в Барановичи.
У поворота на Изабелин на обочине дороги лежала мертвая женщина, ветер лениво развевал ее темные волосы. Рядом беспечно играл камушками мальчик лет трех-четырех. Остановили машину, взяли мальчика. расплакался, просил разбудить маму и тоже взять. Ему дали черного хлеба и кусок сахару – больше дать было нечего. Мальчик с жадностью стал есть.
– Как тебя зовут? – спросил кто-то.
– Эдик Коробко.
– А сколько тебе лет?
– Семь месяцев и три годика.
Мальчик рассказал, что у его папы на петлицах гимнастерки три кубика, а на рукаве – красные звездочки. Догадались, что его папа – политрук.
Не доезжая до дороги Брест – Барановичи, в лесочке, куда уходило шоссе, машину остановили двое военных в форме советских танкистов: один из них держал в руках сигнальные флажки, другой был с автоматом. Шофер сбавил ход, и в ту же минуту к машинам с ранеными бросилась группа немцев, скрывавшихся в лесу. Вытащили из кабин растерявшихся шоферов, врача и обезоружили всех.
Лекомцев с товарищами оказался в плену.
Их доставили в город Ружаны, уже захваченный гитлеровцами. Офицер посмотрел на петлицы Лекомцева, вынул из кармана небольшую книжечку, в которой были нарисованы знаки различия Советской Армии.
– Доктор?
– Да, – ответил Лекомцев.
– Сколько людей в части?
– Не знаю, я не штабной офицер, – ответил Лекомцев по-немецки.
После допроса их повели в здание, где раньше помещался Ружанский райисполком. На дверях еще остались все райисполкомовские вывески и таблички. Здесь уже находилось около двухсот раненых советских солдат и командиров. Врачом тут был немецкий студент Берлинского мединститута. Он предложил Лекомцеву заняться ранеными, а сам ходил и отбирал у пленных советские деньги.
– Зачем ему они? – удивленно спросил у Лекомцева раненый во время перевязки.
– Наверное, для коллекции.
Немец обернулся, услышав знакомое слово, и отрицательно закрутил головой.
– Нет, нет! Зачем коллекция? Нейтральные страны. Валюта.
– Мародерствует, сволочь, – с ненавистью прошептал Лекомцев и резко спросил: – Чем будем кормить раненых?
– Это не мое дело, я не интендант, – пренебрежительно ответил студент.
Всех раненых затолкали в церковь и заперли. Пять суток мучались они там без хлеба и воды. Пробовали стучать в двери, но фашисты ответили автоматными очередями. Семнадцать человек было убито. Сто двадцать умерло от ран и лишений.
На шестые сутки открыли двери, и переводчик закричал, что пришла комиссия: бургомистр, комендант, поп, ксендз и учитель. «Комиссия» только заглянула в двери и повернула обратно.
Несколько горожан вынесли умерших от ран и голода, помогли прибрать помещение. Вскоре привезли воды, молока, хлеба и других продуктов и соломы на подстилку. Забрали детей, чтобы отдать их в семьи.
* * *
Всех оставшихся в живых немцы перевели в Брестский лагерь для военнопленных. Среди заключенных было много раненых. Лекомцева направили врачом в лазарет.
Среди больных здесь лежал тяжелораненый полковник Чернышенко — у него Лекомцеву пришлось вынуть семнадцать осколков. Об этом полковнике рассказывали легенды о его храбрости и бесстрашии, о том, как он окопался возле моста и оборонял участок дороги, забрасывая фашистов гранатами. Лишь только когда он был тяжело ранен и потерял, враги смогли взять его в плен.
Едва Чернышенко встал на ноги, он подобрал себе надежных людей, в том числе двух врачей, и вместе с ними бежал из лагеря. Лекомцев знал о готовившемся побеге. Он попросил взять и его, но полковник посмотрел на него злыми, настороженными глазами и усмехнулся.
– Ты по-ихнему умеешь говорить. Хорошо и с ними поладишь.
Тяжело обидели Лекомцева эти слова. Он даже растерялся, ничего не ответил, и только после побега Чернышенко поделился своей обидой с раненым офицером, хорошо знавшим полковника.
– Не понимаете, почему вас не взяли? – удивился офицер.
– Очень просто. Полковник терпеть не может всех, кто говорит по-немецки. А ведь вы даже с гитлеровскими генералами разговаривали.
Так вот в чем дело! Даже немецкая речь вызывает ненависть у наших людей. Виктор Алексеевич вспомнил, как однажды полковник Чернышенко действительно слышал его разговор с немецкими офицерами.
В лагерный лазарет привезли тогда одного русского пленного. Он был очень истощен, измучен, но его черные глаза смотрели так зло, как будто он еще в бою, в смертельной схватке с врагом. Он молчал. Говорили, что он почти месяц сражался в Брестской крепости. На него приезжали смотреть немецкие офицеры и генералы. Лекомцев слышал, как гитлеровский генерал ставил этого советского воина в пример своим офицерам.
– Господин генерал, чем интересен этот человек? – спросил Лекомцев.
– О, если бы так воевали все немецкие офицеры, как этот русский! – ответил генерал. – Фюрер давно бы завоевал весь мир.
Русским богатырем, мужество которого поразило даже врагов, как оказалось позже, был майор Гаврилов, герой обороны Брестской крепости.
После побега Чернышенко немцы усилили охрану лагеря, в колючую проволоку пустили электроток, дополнительно поставили посты. Но мысль о побеге не покидала Лекомцева.
Он обратил внимание на лежавшие во дворе чугунные крыши от каких-то колодцев. Каково назначение этих колодцев? Вода? Нет. Канализация? Нет. Электропроводка? Тоже нет: она идет по воздуху... Значит, это может быть только одно: паропровод! С паропроводной системой Виктор Алексеевич был знаком еще того времени был знаком еще с того времени, когда работал в Москве в тресте «Строитель». Нельзя ли воспользоваться этими трубами для побега?
Он осторожно начал узнавать, куда идут эти паропроводные линии. Пользуясь своим положением начальника карантина, он мог посещать все лагерные помещения. Однажды с чердака шестого корпуса, где жили врачи, Виктор Алексеевич заметил, что один из колодцев находится за колючей проволокой, рядом с шоссейной дорогой Брест – Ковель. Может быть, это и есть лазейка на волю?
Из подвала первого корпуса, где находилось хирургическое отделение, Виктор Алексеевич полез по трубе и попал в колодец. Там было очень жарко, шел пар. Значит, этот паропровод из кухни. Обратно пришлось пятиться, развернуться было невозможно. После такой разведки он выбрался из трубы черный, весь в пыли и в паутине. Значит, надо было выход искать в другой стороне. Удалось установить, что паропроводная линия выходит из зоны лагеря под проволокой и под шоссейной дорогой, неподалеку от гауптвахты. Дальше – кустарник, а там лес и желанная свобода!
Гауптвахта была тем страшным местом, куда забирали людей из лагеря, чаще всего за попытку к бегству. Обратно обычно не возвращались. Об этом хорошо знал Лекомцев.
И вот по трубам Лекомцев добрался до колодца, находившегося уже за шоссейной дорогой. Но труба в этом месте оказалась перекрытой двухдюймовыми досками: путь в сторону гауптвахты был загражден.
Что же делать?
Лекомцев поделился своей тайной с лазаретными врачами, тоже военнопленными: Мячиным, Чичиным и Кузнецовым, прозванным в лазарете Александром Невским за окладистую бороду и высокий рост. Все они согласны были бежать. Решили, что доски можно перепилить хирургическими пилками. Однако, когда добрались до перекрытия и попытались пилить, ничего не вышло: доски были слишком толсты, и пилки ломались одна за другой.
Лекомцеву удалось достать обыкновенную ножовку. Еле дождался возможности незаметно пробраться в колодец. Но когда он с нетерпением начал орудовать, поднялся такой шум по трубам, что могли услышать охранники. Доктор затаил дыхание, перестал двигаться. Нет, рисковать не имело смысла. Надо было проверить опытом. Между корпусами пятым и шестым находился колодец с чугунной крышкой. Забравшись в этот колодец, Лекомцев захватил с собой доску и начал там пилить, а наверху стояли На страже Кузнецов и Мячин и прислушивались. Было условлено, что если они в течение десяти минут не услышат никакого шума, то должны будут плясать чечетку на крыше колодца, а если кто-нибудь появится поблизости, то должны будут три раза громко стукнуть по крыше.
Перепиливая доску, Лекомцев слышал над собой дробь чечетки.
Теперь можно было заняться выпиливанием перекрытия. Лекомцев и его товарищи почти ежедневно по очереди лазили по трубам в колодец и выпиливали доски. И так почти два месяца! Сколько испытано за это время тревоги, знают только те, кто бывал в таких положениях: малейшая неосторожность могла стоить жизни.
Однажды, возвращаясь из очередного подземного рейса, Лекомцев выполз из трубы, и к своему удивлению, почувствовал в подвале корпуса запах дыма. Он с тревогой огляделся. В углу горел костер, а возле него сидел худой, бледный советский солдат и что-то варил в немецкой каске.
Солдат, заметив доктора, так растерялся, что даже слова не мог вымолвить.
– Сиди и молчи. Ни ты меня не видел, ни я тебя, – сказал ему Лекомцев.
Этот случай заставил его быть еще осмотрительнее.
К побегу готовились основательно: утепляли шлемы, починили сапоги, сшили рукавицы.
Уходить решили в Октябрьские праздники. Но немцы в эти дни никого не выпускали из бараков во двор. Охрану лагеря усилили. Кроме того, перед самыми праздниками в лагерь привезли около 700 человек раненых, нужно было их обслуживать. Сроки побега срывались.
Помог случай. При очередной проверке 9 ноября врачи обнаружили, что среди прибывших есть больные тифом. Лекомцев доложил коменданту лагеря майору Дулькей и его помощнику Козловскому. Переполох поднялся невероятный. Комендант позеленел, вскочил со стула и начал метаться по кабинету и кричать на Лекомцева, будто он виноват в случившемся. Накричавшись, приказал обнести карантин колючей проволокой и никого не выпускать из карантина.
Вернувшись к своим, Лекомцев рассказал о приказе коменданта и решительно добавил:
– Теперь уходить надо немедленно, сегодня же. В карантине никто из начальства не покажется.
Мячин и Чичин вдруг неожиданно оробели, отказались уходить. У Кузнецова действительно создалось затруднительное положение, в лагере вместе с ним находилась жена, тоже врач. Нельзя оставить ее одну – она беременна и не может вместе со всеми пробраться по трубе, она уже не раз пробовала, но ничего из этого не получалось. Лекомцев все равно решил бежать.
...
Не отказался от этой мысли и молодой фельдшер Аркадий.
Оставшиеся отдали им свой дневной паек хлеба.
...
Добрались до колодца. Здесь еще оставалось перепилить последнюю доску. Пилить на этот раз было особенно тяжело, дрожали руки. И надо же было случиться такому: сломалась пила. С трудом разломали доски. Но это еще было не все: от колодца до гауптвахты паропроводные трубы не были разведены.
...
... еще раз глухо крикнул и на этот раз услышал – кто-то приближается к нему, тяжело дыша. Аркашка! И вот они ползут к гауптвахте. Наконец-то выбрались из душных труб и попали в темный просторный подвал.
...
Пробираясь от деревни к деревне, от хутора к хутору, все дальше и дальше уходили Лекомцев и его юный спутник от места своей неволи. Рискуя жизнью, им помогали белорусские крестьяне: пускали на ночлег, снабжали продуктами, одеждой, предупреждали о появлении немцев или полицаев.Дня через два после побега крестьяне направили Виктора Алексеевича и Аркашу к местному учителю Гаврилюку. У него жил врач Ильин, который помогал советским людям, убежавшим из плена. Он снабдил беглецов документами, удостоверявшими, что они являются медицинскими работниками.Наконец Виктор Алексеевич и Аркадий добрались до села Куриловичи Мостовского района Гродненской области и здесь остались на зиму, обслуживая жителей этих мест как медики.
* * *
Библиография
1. Бринский, Антон Петрович. Боевые спутники мои : [Партизанские новеллы] / А. Бринский, Герой Советского Союза ; [Вступ. статья канд. филол. наук А. Еремина]. – 2-е изд., доп. и перераб. — Горький : Волго-Вят. кн. изд-во, 1969. - 415 с. : ил.; 21 см..
2. Лекомцев: строки из биографии. — Ж-л «Омская медицина» № 2 (9) от 20 апреля 2010 года. Стр 22-26.
3. Кудрявцева Е., Партизанский доктор Виктор Лекомцев — Сайт «Вечерний Омск», 02.07.2021 г.
4. Спаситель Кирилла Орловского — Барановичская объединенная газета «Наш край», 18.07.2012 г.
5. Гурова, Юлия, Легендарный хирург Лекомцев. / XXXI том альманаха «Тобольск и вся Сибирь – Муромцево», — Тобольск, 2019. Стр. 518-534.
6. Лекомцев Виктор Алексеевич военврач II ранга — Сайт «Бессмертный полк», 22.01.2016 г.
7. Цветов, Яков, Повесть о Кириле Орловском — М.: Советская Россия. 1958.
8. Черный, Иван Николаевич, Данные достоверны — М.: Воениздат. 1968.
9. Пронягин, Павел Васильевич. У самой границы — Минск: Беларусь. 1979.
10. Цветов Я.Е. Птицы поют на рассвете: повесть — Москва: Воениздат, 1965. – 324 с.: ил. Стр. 271–275
11. Ребрин П.Н. Это гудит время: очерк — Москва: Современник, 1979. – 287 с. – (Новинки «Современника»). Стр. 110-124.
12. Бруева Л.Н. «Пока не похоронен последний павший солдат...» (из истории поискового движения в Витебской области) справочное издание — Орша: Оршанская тип., 2009 – 406с.фот.
13. Письмо И.В. Навродского В.И. Лекомцеву от 1 июня 1945 г.
14. Новые подробности истории спасения от смерти красноармейцев под Ружанами в первые дни войны. — Сайт «Беларусь сегодня». 21 ноября 2016 года.
15. Олег Карпович. Лагерь «Ревир» в Южном городке: страшная правда истории — Сайт «Виртуальный Брест». 16 Ноября 2015 г.
16. Егоров Дмитрий. 1941. Разгром Западного фронта (Глава 7.5. За левым флангом) — М.: Изд. «Яуза». 2008 год
17. Советские пленные в Норвегии в годы Великой Отечественной войны: документы и исследования / Сост. Батшев М.В. — М. : Институт Наследия, 2021. — 358 с.
18. Купчиков В. И. До последнего патрона : Документальные очерки о защитниках Брестской крепости — уроженцах и жителях Верхневолжья. — Иваново : Верх.-Волж. кн. изд-во : Иван. отд-ние, 1990. — 279 с. : ил.
19. Материалы сайта Fortification.ru
20. Логинов Петр Михайлович. Командир диверсионно-разведовательной группы, а затем партизанского отряда (1942-1945) / Журнал «90 историй об истории». — ГАУ НО «НОИЦ», 2019 г. Тираж 1000 экз.
21. Пронягин П.В. У самой границы — Минск: «БЕЛАРУСЬ» 1979
22. Татаренко Александр Недозволенная память: Западная Беларусь в документах и фактах, 1921-1954, — СПб, 2007.
23. Дриг Е. Механизированные корпуса РККА в бою. История автобронетанковых войск Красной Армии в 1940-1941 годах — Neoclassic, АСТ, Транзиткнига, АСТ Москва. 2005. ISBN 5-17-024760-5
24. Зинчук В. В. Славные страницы истории Гродненского госпиталя / Этих дней не смолкнет слава : материалы Респ. студ. воен.-науч. конф., 24 апр. 2014 г., [г. Гродно / М-во здравоохранения Респ. Беларусь, УО "Гродн. гос. мед. ун-т", Военная каф. ; редкол.: В. Н. Корабач (отв. ред.), А. В. Дрокин, В. М. Ивашин]. – Гродно, 2014. – С. 69-72.
* * *
Примечания
1 Этот дневник неизвестного немецкого офицера 29-й моторизованной дивизии 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана, организационно входящей в состав группы армий "Центр", был найден советским солдатом Федотом Александровичем Баскаковым в автомобиле, брошенном в деревне Серебряная Тульской области во время зимнего наступления 1941/42 года Красной Армии. Записи в дневнике заканчиваются 2 сентября 1941 года. Баскаков Федот Александрович, 1903 года рождения, уроженец деревни Левине Вохлинского района Волгоградской области, сержант 886-го артиллерийского полка 336-й стрелковой дивизии. В феврале 1942 года находился в госпитале № 2 поселка Кукмор ТАССР. В [12] в качестве источника указано: Военно-исторический журнал: из архива Министерства обороны СССР «Дневник немецкого офицера 71-го пехотного полка 29-й моторизованной дивизии»
2 Воволен – По всей видимости Волковыск.
3 Баклан Пантелей Захарович – помощник командира взвода 311-го гаубичного артиллерийского полка.
4 Папирниц – Наверняка Паперня
5 Савроля – Заполье?
* * *
|