Здесь я приведу небольшие фрагменты известных мне первоисточников, в которых
упоминаются Ружаны. Следует учесть, что многие источники даются в переводе,
а каждый переводчик транслирует название селений по одному ему известным
правилам и законам. Хорошо, если это согласуется с историей...
І згадваюцца Куляшы ў сувязі з трагічнымі падзеямі ў вёсцы. Жыхар Куляшоў
нейкі Грышка Жданевіч падсцярог і забіў жыда, Ілью Шмойлавіча, які “марта
першага дня 1606 г. ехав из Рожаное дорогою звыклою гостинцом
добровольным для потреб своих до Белавич” (Акты, т. 28). Забіў Грышка яўрэя
па намове Крыштофа Важнелевіча і забраў 26 коп. грошай літоўскіх. Забойства
адбылося “на врочищу против Балверовщизны, по полудню” і было раскрыта.
Удзельнікі забойства былі пакараны смерцю.
ДНЕВНИК МАРИНЫ МНИШЕК
Книга I
Раздел 3
ЛЕТА ГОСПОДНЯ 1606
[Март]
Дня 2. В ту дорогу московскую пустился пан воевода с царицей, Афанасием и
некоторыми близкими панами (другие еще по дороге их нагоняли), по очень
плохой дороге.
Последовательность пути в Москву: от Самбора до Люблина 30 миль. 2 марта
первый ночлег в Купновичах, дня 3 второй — в Мойцисках, дня 4 третий — в
Любачеве, дня 5 четвертый — в Лубовей, дня 6 пятый — в Щебжешине, дня 7
шестой — в Скшечонове, дня 8 седьмой —в Люблине. Остановились в Люблине до
14 марта. Туда снова приехал пан Склиньский с грамотами от царя, поэтому в
тот же день — 14-ого выехали из Люблина.
Из Люблина до Бреста 2 мили. Дня 14 марта первый ночлег в Ленчны, дня 15
второй —в Острове, дня 16 третий — в Парчове, дня 17 четвертый —в Росошку,
дня 18 пятый—в Бресте. Шестой — там же. Вербная неделя.
Из Бреста до Слонима 27 миль. Дня 20 марта первый ночлег в Каменце, дня 21
второй — в Шерешове, дня 22 третий — в Новодворе, дня 23 четвертый — в
Рожанах, дня 24 пятый — в Слониме. Шестой — там же. Дня 25 седьмой — там
же. Дня 26 Пасха. Снабжались всякими припасами по листам от пана канцлера
литовского.
От Слонима до Пинска 25 миль. Дня 27 марта первый ночлег в Молчади. Оттуда
отправлен к царю пан Дембицкий, а приехал пан Казановский. Дня 28 второй
ночлег в Цырене, дня 29, около Мира. [35] переправа через Мир, третий
ночлег, дня 30 четвертый ночлег в Несвиже, дня 31 пятый ночлег там же.
Акты Московского государства (1571-1634).
1614 год."№ 83-й. Отписка из под Смоленска воевод князя Дмитрия Черкасского
и Афанасия Царевского, об отсылке ими в Москву польских «языков» с
расспросными их речами о количестве и состоянии польского войска, и расспрос
их в Москве."
Государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа русии холопи твои
Митка Черкаской, Офонка Царевской челом бьют. Апреля, государь, в 30 д.
писал к нам под Смоленеск твой государев стольник и воевода князь Иван
Троекуров и прислал из под рубежа к нам языков: ротмистра Станислава
Боушевскаго да гетманские роты стражника Кучину. И мы, холопи твои,
ротмистра Станислава Боушевскаго и гетманские роты стражника Кучину
роспрашивали, и те их роспросные речи послали к тебе, государю, к Москве с
Григорьем Горихвостовым.
<...>
А гонец цесарский и королевский посланник стояли в Могилеве двенадцать
недель, а в Орше стояли две недели, а ныне гонец цесарский и королевский
посланник пошли ко Льву Сапеге к Слониму в село Рожаное, для чего
пошли, того не ведает.
8 сентября назначена перепись в поветах. Я поставил в Новогрудке 6 коней.
Князь Клецкий приглашал меня с собою в Краков и прислал на дорогу 300
злотых. 20 сентября я выехал из Сервеча, простившись с матерью, сестрою и
шурином. В Сервече я дал работу Немцу столяру и садовнику, заплатив им
вперед. Немец без меня тотчас дал тягу; садовник почти ничего не сделал, по
крайней мере не бежал.
В день выезда моего, т. е. 20 сентября, была свадьба пана Хрептовича. На
дороге я получил от брата пана подсудка письмо с приглашением прибыть в
Пинск с отрядом, для сопротивления князю Дольскому. Я не поехал: ибо с
письмом меня догнали уже в Рожанах. 30 сентября я прибыл в Люблин.
Бростовский П. К. Дневник дороги на Комиссию
в Вильну 1656 года,
с самого акта Комиссии наскоро списанного
<...>
Одиннадцатое заседание.
Октября 7-го. Из Брацлавля приехали депутаты с жалобой на Московских людей,
что они, несмотря на Царские и комиссарские универсалы, делают большие
обиды. Мы послали Е. М. пана Ошмянского судью и Е. М. пана Корсака к
Московским с требованием, чтобы они вошли в это дело и приказали
удовлетворить обиженных, также чтобы вывели гарнизоны из Роси, Мстибова и
Яловки, о чем Е. М. пан староста Жмудский убедительно просил нас. Они
приняли наших с радушием и обещали охотно исполнить как то, так и другое,
вспомнив, что и в Ружаны и во все места должны написать, чтобы
гарнизоны были выведены, так как и в данной Царем инструкции находится указ,
которым повелевается до окончания комиссии нигде не делать никаких налогов,
— не брать ни податей, ни дымных, ни чиншов.
<...>
Двенадцатое заседание.
Октября 16-го. Съехались мы в Горы, куда прибыли и посредники Императорские.
Там предложили нам, что более ждать никаким образом не могут, опасаясь,
чтобы из Польши или из Бреста не зашла сюда зараза, о которой они имеют
достоверные известия. Почему советовали нам лучше это дело отложить на
короткое время, т. е. на 6 недель, или более, на прим. на полгода. Нам
нельзя, да и невыгодно было поступать иначе, дабы не показать своей
неуступчивости, и что мы уклоняемся от отсрочки акта; впрочем мы сказали,
что так как имеет известие от Е. М Короля и некоторых панов сенаторов, что
нам вскоре хотят прислать решение на пункты наши; то хорошо бы подождать, не
страшась заразы, которая если и показалась в Варшаве или Люблине, но нам
вредить не может, потому что мы не делаем сношений с тамошними местами. Но
они советовали, чтобы мы окуривали письма и проч., говоря, что в городе
нужно наблюдать осторожность. Наконец мы насилу хотя в том успели, что они
дали нам слово обождать до воскресенья, но не далее, с тем впрочем, чтобы
мы, съехавшись в четверток, привезли с собою заготовленные с обеих сторон
грамоты отсрочки или закрытия нашей комиссии; условились также и в том, если
придет между тем известие от Е. В. Короля раньше воскресенья, можно было не
отсрочивать комиссии, а окончить это дело. Буде же к тому времени не поспеет
известие; то положились, подписав в воскресенье протесты, разъехаться.
Сделав такое определение, мы расстались мирно. Казакам очень не понравилось,
что Москвитяне приказали им выйти из комнаты. Между тем получено известие о
поражении Прусаков. — Говорили мы также касательно Ружан и Слонима,
доказывая, что Ружаны не подпадают под власть Е. В. Царя, потому что
оружие Его туда не простиралось; не могло также быть на это согласия и
владельца этого имения, потому что он в то время воевал против Москвитян. О
Слониме же говорили, чтобы, по причине какой-то драки, оставить до окончания
комиссии. Они обещали дать нам ответ из города.
<...>
Четырнадцатое заседание.
Октября 25-го. Е. М. пан Масальский воеводич был опять у Е. М. пана маршала
на пиру, а мы отправили Е. М. пана судью Ошмянского и Е. М. пана Корсака, —
во-первых, с предостережением о Шведском Короле, который идет для
освобождения Риги, чтобы они предостерегли Е. В. Царя; во-вторых; что мы
готовы ждать до завтрашнего [534] дня, но не худо бы поспешить; в третьих,
прося вывести гарнизон из Ружан, так как не завоеванных, чтобы не
последовало раздора. — Они все это приняли благосклонно, обещаясь вывести
гарнизон и предуведомить Царя.
<...>
Девятнадцатое заседание.
Ноября 3-го. Утром отправили мы почту Е. М. воеводы Виленского с
уведомлением о безусловной отсрочке этого дела к сейму, о перемирии и
безопасности от войск, о совместной воине против Прусского Князя, если не
обратится к покорности, и против Шведского Короля, не мирясь с ним; а сами
уехали. Перед выездом прибыл к нам от Комиссаров Московских Денис,
спрашивая, намерены ли мы ехать (ибо в то время шел сильный дождь) в
заседание, и, узнав, что мы едем, тотчас возвратился назад. Когда мы опять
собрались в Горах, Е. М. пан воевода Плоцкий сказал, что мы приехали для
мира, который и готовы были заключить всеми возможными способами, и решались
даже на такое средство, о котором в других государствах редко, а в Польше
никогда не слыхали; но за все то мы не получили не только никакой милости,
по чувству благодарности, но даже удовлетворения, по долгу справедливости,
которая требует, чтобы нам возвращено было все похищенное у нас неправедной
войною. Итак, если они имеют от Царя новую декларацию, то мы просим показать
нам ее; иначе лучше совсем расстаться, не окончив дела. — Пан Одоевский
возразил, что они вопреки Царскому указу не могут сделать для нас ничего
более; однако по Церезину согласны уступить Дворянству имения, но с тем,
чтобы войска их оставались в городах до дальнейших действий на сейме. Сверх
того, чтобы их мы обеспечили в том, что, хотя бы на сейме и не согласились с
Царскими послами об остальной части имений от Березины, все-таки избрание
должно пасть на Царя. Наконец соглашались они и гарнизоны вы весть, только
бы не спорили о том, что простирается от Иваты до Поляновской границы, т. е.
о Смоленске и Северской земле, потому что Царь никаким образом уступить
этого не может. Но так как нам обещано было совершенное возвращение всего
того, что отнято у нас; то трудно было нам взяться решительно за дело об
избрании. Посему мы опять настаивали, чтобы нам за то, что избрание имеет
последовать, и что по уговоре с послами Е. В. Царя об известных уже им
затруднениях Е. В. Царь будет избран, — чтобы нам сейчас же за это уступили
по Березину; в противном случае худо будет ни с чем возвращаться, и они не
могут тогда надеяться на производство избрания, а между тем нам нужно и
собрать разбежавшихся жителей и позаботиться о месте, где бы войско
разместить на зиму. — Тут поддержали нас весьма удачно Императорские послы и
поставили их в [541] тупик, предложив им вопросы намерены ли они были
уступить нам что-нибудь, ведя переговоры без всякого отношения к избранию?
Если не намерены были, то для чего ж и посредничество Е. В. Императора? Для
чего и съезд был? Если же намерены были, то пусть уступят сейчас по
Березину, — и тогда Царские возвратятся к Е. В. Царю с надеждой на избрание,
а мы к Е. В. Королю с надеждой возвращать свое (о чем на сейме в рассуждении
того и другого предмета надлежащий должен быть уговор). — Но они непременно
хотели, чтобы мы сейчас декларацией нашей утвердили, что Царь непременно
будет избран Королем, хотя бы в рассуждении остальной части от реки Иваты
Царские послы и не согласились на сейме и Северской области не захотели бы
уступить, что нам трудно было брать на себя, и мы лучше бы согласились
приступить ко всему делу вполне и, следуя информации Е. В. Короля,
представить все это республике. Между тем они, имея новое известие о
поражении нашего Литовского войска и Князя Богуслава и желая нас устрашить,
об отсрочке и говорить не хотели: напротив того сказали, что Царь будет
избран, хотя бы и не согласились на сейме относительно Северии; то к чему
Царю посылать на сейм, а следовательно к чему это и перемирие? и
представляли все это дело Богу. Заметив же, что мы не обращаем на это
внимания, они опять повторяли одно и тоже. Таким образом, как с нашей
стороны невозможно бело, допустив избрание, согласиться на уступку Смоленска
и Северска; так равно и от них для простого перемирия не могли мы вынудить
уступки не только по Березину, но даже и по Немен. Насилу наконец приступили
к отсрочке. Тут опять возникли сильные споры о титулах: они не соглашались
именовать Е. В. Короля Князем Литовского Княжества; а мы ни за что уступить
этого не хотели, и равным образом не соглашались на то, чтобы в титуле Е. В.
Царя между прочим стояло: “Белой и Малой Руси”, так как это подлежит спору;
потом те же споры о наших титулах, потому что и нас никак не хотели величать
чиновниками Великого Княжества Литовского, После долгого шума, удалившись,
они сперва сами между собой совещались, а потом пригласили к себе и пана
Аллегретти, который, испросив у нас согласия, и был у них. Наконец
возвратившись назад, как Е. В. Королю согласились дать титул Князя
Литовского Княжества, с тем, чтобы и Царю дан был титул Царя Белой и Малой
Руси (под условием впрочем, не принимать этого за дело уже решенное, потому
что на сейме будет об этом рассуждение), так и нам позволили употребить наши
титулы. Затем написали эту отсрочку, в коей мы посредничество Е. В.
Императора положили прежде всего, а они после титулов Царских и своих,
положили титул Е. В. Императора, что хотя мы и заметили им, но трудно было с
ними говорить, потому что у них одно доказательство; “у нас так не водится”,
сами же Императорские не хотели вступаться за это; но пока переписали ее,
наступила уже ночь, [542] так что мы несколько часов сидели уже при свечах.
Притом мы объявили, что с нами поступают несправедливо, поставив гарнизоны
там, где Шведские нашими истреблены, и требовали, чтобы они дали универсалы,
и они обещались послать и вывести оттуда гарнизон; также чтобы вышли
гарнизоны из Слонима, Ружан, Роси и других мест; чтобы и прочих
Дворянских владений не опустошали, не вывозили хлеба и вообще не раздражали
бы Дворянства и панов, особенно же указывали мы на Кирсну: — что все
обещались они охотно исполнить для доброго дела.
<...>
Примечание. Сделанная в этот день, т. е. Окт. 24 (Ноябр 4) 1656 года
Русскими и Польскими послами при посредстве Цесарских Запись, напечатана в
VI-й части трудов Московского Общества истории и древн. Российс, см. стр.
245; в этой конвенции или записи главными статьями были следующие: о высылке
на сейм в Польшу Российского посольства для избрания Царя Алексея
Михаиловича Королем Польским и Вел. Кн. Литовским; о прекращении военных
между обоими государствами действий и о незамирении со Шведами без взаимного
согласия.
Примечание переводчика
Печатаемый здесь документ, найденный мною в Варшаве, написан на Польском
языке, современным почерком (т. е. в половине XVII века) со следующим
заглавием: Diarinsz drogi na kommissia do Wilna. Anno 1656; yz samego Aktu
Commissyinego raplem napisany; т. е. Дневник дороги на Комиссию в Вильну
1656 года, с самого, (т. е. с подлинного) акта Комиссии наскоро списанного.
Ни в заглавии рукописи, ни в самом тексте мы не находим имени сочинителя
печатаемого нами дневника. Впрочем, при внимательном чтении оного, можно с
полною уверенностью вывести заключение, что дневник написан был одним из
пяти комиссаров, а именно Бростовским, комиссаром от в. княжества
Литовского..
Путешествие в Московию барона Августина Майерберга,
члена императорского придворного совета и Горация Вильгельма Кальвуччи,
кавалера и члена правительственного совета Нижней Австрии, послов
августейшего римского императора Леопольда к царю и великому князю Алексею
Михайловичу, в 1661 году, описанное самим бароном Майербергом. М.
Императорское общество истории и древностей Российских. 1874
Москвитяне напрасно надеялись выкопать также тело Св. Казимира, внука Ягайла
от второго его сына Казимира, обыкновенно почивавшего в Соборной церкви
после того, как оно увезено было Георгием Белозором (Georgio Bialozoro),
ключарем этой церкви, ныне переведенным с Смоленской Епископской кафедры на
Виленскую, благочестие Католиков перенесло его в Рожану (Rozanam)
(Рожана - город Новогородецкого Уезда Гродненской Губернии. О. Б.).
БЕРНГАРД ТАННЕР
ПОЛЬСКО-ЛИТОВСКОЕ ПОСОЛЬСТВО в МОСКОВИЮ по указу и соизволению короля
польского и речи посполитой благополучно предпринятое в 1678 году, а ныне
кратко, но обстоятельно описанное очевидцем Бернгардом Леопольдом Франциском
Таннером, пражским чехом, пана князя посла дворецким германским.
VI. Путь посольства до московских пределов.
Снарядившись таким образом в путь, мы, после приличного обеда и прощаний,
11-го февраля 1678 года в 3 часа пополудни с Божией помощью выехали из
Седлеца и в первый же день, едучи без князя, прибыли в город Морды (Mordi).
Время близилось к ужину; повар развел небольшой огонь, наделавший нам однако
больших хлопот: от искры занялась в печной трубе сажа и грозила разгореться.
Мы живо устранили от опасности повозки, лошадей и все свои пожитки, а гайдук
Казимир неустрашимо взлез на трубу, затушил в отверстии разгоравшееся пламя
и таким образом спас постройку от опасности сгореть. Мы легли спать, забыв
об ужине.
На другой день проехали мы городок Лосичи (Lossice), где уже смешанно с
католиками живут и схизматики. К ночи в 2 милях отсюда нагнал нас наконец
князь. Глубокий снег, напавший в то время и заставивший нас ехать на санях,
благодаря неожиданной оттепели за ночь растаял, так что по бездорожью мы
принуждены были у деревни Корницы (Cornica) поставить повозки свои на
колеса. Приехали в Янов (Janovv), хороший город, окруженный довольно
большими насыпями, но домами, какие казались получше, владеют в нем большею
частью жиды. Миновав затем все еще по грязнейшей дороге Малову гору (Malova
hora), мы к вечеру прибыли наконец в Брест-Литовск (Brzisz Litewski),
отъехав уже 16 миль.
Этот город замечателен больше всего грязью да нечистым отребьем жидов, так
что по множеству их зовется обыкновенно Stoliza Zidovska, т. е. жидовской
колонией. Вместе с этими плутами живут схизматики, у коих тут довольно
церквей и порядочные дома. Мы не могли отыскать приличного для князя
помещения, кроме коллегии иезуитского братства, где нас весьма радушно
приютили 14 и 15 февраля. При отъезде князь заметил, что кучера, гайдуки и
иные из солдат напились по корчмам меду и водки, так что еле могли править
лошадьми, сильно рассердился и некоторых из них велел отстегать порядком.
На ночь остановились мы в селении Братилове (Bratilow pagus). Потом
приходилось уже заезжать на постой почти все к жидам. Паны неохотно сдают
корчмы полякам: поляк корчмарь любит [21] мед да водку, а давать отчеты
панам не любит, тогда как жидов они без церемонии могут к этому принудить.
Потому и приходилось и обедать и спать кое-как среди домашней вони и
неразлучной с ними грязи.
В полдень приютил нас город Пружана (Prushiana). Мы остановились в усадьбе,
снабженной всем необходимым, и пробыли весь день 18-го февраля. Тут
схизматиков уже еще больше; по мнению многих, они умножаются по нерадению
тех, кому ведать о том надлежит.
Февраля 19-го приехали в г. Селец (Selce), большой, но деревянный,
переполненный жидами, где есть и один лютеранский храм. Всюду были мы
желанные гости; какой город ни проезжали, все, особенно жиды, снабжали нас
необходимым и пригодным для дороги — кто пивом, кто медом и водкой, кто
мясом и кормом для лошадей. Здесь-то (в Сельце) привезли бочку пива вдвое
больше чешской, очень черного цветом, однако запахом доброго и вкусом весьма
приятного.
Через 4 мили, дремучими лесами, по тяжелой от древесных корней дороге
приехали мы в Лососну (Lossossin), обедали тут, а потом 20 февраля прибыли в
Ружану (Ruszana) (Ружана принадлежала Сапегам,
славилась великолепием и богатством. Здесь у Сапеги был дворец с портиком,
галереями, парком, оранжереями. В 1644 г. Сапега угощал здесь короля
Владислава IV. См. Живописн. Россия), город наияснейшего Льва Сапеги,
где не в пример подобного рода городам довольно много каменных домов и есть
великолепный храм, Тут опять напугавшая нас 6еда: за неимением печей,
приспособленных для княжеской дворни, заведующий кухнею бывал принужден для
приготовления кушанья разводить огонь под кровлей; в щелку
легковоспламеняющегося гонта и попала искорка, занялась, перешла на кровлю и
так разгорелась, что не будь пламя затушено толпою дворни, все соседние
деревянные постройки обратились бы в пепел. На утро приехали через 3 мили в
г. Дзевинковицы (Dzievienkovice), пообедали и, сделав снова 2 мили, ночевали
в Клоссовицах (Klossovice) 21 февраля. Нам уже стали встречаться такие
пристанища, которые были похожи скорее на трущобы, чем на дома или хижины: в
каждом таком помещении одна комната, крайне тесная, почерневшая от
находящейся внутри нее печи и дыма, с окнами (правильней бы — с дырами), в
которые и голова [22] человеческая не пролезет, темная, полная, сверх того,
назойливыми насекомыми, от которых теряешь всякое терпение — называется
громким именем гостиницы.
Намучившись в нескольких такого рода трущобах, князь решил пока остановиться
в г. Жировицах (Ziurovice) (Жировицы — местечко, славящееся с 15 ст. иконою
Богоматери. В 1480 г. пастухи нашли икону в лесу на дереве. Владелец места
Александр Солтан построил на месте обретения православный храм, а после был
основан и монастырь. Икона славилась чудесами, привлекала богомольцев; тут и
образовалось селение. В 1560 храм сгорел, но икона уцелела. Маршал Иван
Солтан построил новую церковь, куда и перенесли икону. Со времени унии в
1603 г. здесь поселились базильянцы, и первым настоятелем был ревнитель унии
Иосафат Кунцевич. Сигизмунд III сделал Жировицы местечком. С той поры
монастырь стал славиться в Польше и Литве и разбогател. В нем бывали короли
— Владислав IV, Ян Казимир, Ян Собеский) для поклонения чудотворной икон
Богородицы-девы в униатском базильянском монастыре. Помолившись, мы
переехали реку Шару (Scara) и в селении Шидловичах (Zidlovice) сочли нужным
пробыть несколько подольше для восстановления утомленных непрерывным,
путешествием сил. В этот день 22 февр. приходилось еще и заканчивать
масленицу; князь на прощание с нею, чтобы еще проститься и с мясом, в коем
недостаток был значительный, приказал купить тучного быка, распорядился его
убить и разделить с придачей немалого количества меда и водки да привезенной
из-за полуторы мили бочки пива, так что подвыпили все порядком..
ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО
ИГНАТИЯ ХРИСТОФОРА ГВАРИЕНТА,
ПОСЛА ИМПЕРАТОРА ЛЕОПОЛЬДА I
К ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ПЕТРУ АЛЕКСЕЕВИЧУ В 1698 Г.,
ВЕДЕННЫЙ СЕКРЕТАРЕМ ПОСОЛЬСТВА
ИОГАННОМ ГЕОРГОМ КОРБОМ
Август...
25. Проехав корчму Якимовичи, прибыли мы в Слоним. Здесь живут доминиканцы и
иезуиты. После обеда мы встретили на дороге [164] рой молодых пчел, которые
вылетев на столбовую дорогу зажалили до смерти лошадь и уязвили многих людей
в лицо и руки. Мы спаслись от них посредством огня, каждый как мог скорее
убегал пешком с этого места. Уже поздно ночью доехали мы до корчмы Хмельницы.
Около постоялого двора течет река Руда.
26. Мы рано приехали в Рожану и слушали обедню у униатов чина св.
Василия. В это время жил там сын напольного гетмана Сапеги; он не только
прислал восемь солдат для содержания караула, но даже угостил господина
посланника роскошным обедом. В этом городе мы наняли извозчиков из евреев
доставить наши пожитки в Варшаву, за что заплатили с каждой лошади по шести
империалов.
27. Выехав после обеда, на ночь приехали мы в Лысково.
28. Обедали в постоялом дворе Стоках, а ужинали в селе Яловке.
№ 120. 29 июля. Рапорт Н. Репнина Екатерине II
о победах под Слонимом
Всемилостивейшая государыня!
По причине сильного неприятеля приступившего к Слониму, который атаковал
отряд генерал-майора Лассия, обратил я генерал-поручика Дерфельдена от
Белицы на опровержение сих мятежников, вследствие чего тот генерал-поручик,
сделав искусный и смелый марш, перешел Шару в шести милях ниже Слонима и
пошел на неприятеля с тылу, приказав при его приступлении к оному, чтобы
генерал-поручик Загряжский [136] с своей стороны при Слониме також на
неприятеля наступил и перешел же Щару, дабы с разных сторон атаку повести.
Но неприятель 27 числа, видя приближение генерала поручика Дерфельдена, не
входя в бой, с поспешением от Слонима ушел, быв действительно многочислен,
обратясь в две стороны к Рожане и Зельве. Неприятель так поспешно
ушел, что в преследовании его догнать было не можно, почему только несколько
задних людей и повозок нашими легкими войсками взято. Шед же к Слониму,
разбит премьер-майором князем Багратионом один пикет неприятельской, из
коего убито двадцать семь, а в плен взято тридцать четыре человека. С нашей
же стороны один сотник казацкой ранен, а при преследовании неприятеля убит у
нас один казак и трое ранены.
Вашего императорского величества верноподданный слуга Н. Репнин
№ 105. 7 июля. Отчет В. Зубова О. Дерфельдену
о своем столкновении с восставшими у корчмы Выгода в Слонимском повете
Следуя вчерашнего числа к местечку Сельцу с авангардом, уведомился я чрез
посыланную партию по дороге, ведущей к местечку Ружане, что в двух милях от
сельца в корчме, называемой Выгода, находится неприятель в немалом
количестве. И потому, взяв с собой казачий Астахова полк, велел идти за
собой третьему батальону Лифляндского егерского корпуса и Софийскому
карабинерному полку. Приближась к неприятелю, укрепившемуся при помянутой
корчме и окруженному со всех сторон каналами, водою наполненными, лесом и
болотами, и видя его жестокое сопротивление, а притом имея оный при себе
пушку, старался удержать свой пост, производя сильную картечную и ружейную
пальбу, приказал я Софийскому карабинерному полку немедленно подкрепить
казаков. И когда сей полк стал приближаться, казаки снова ударили неприятеля
и тот же час, отбив пушку, перекололи всех у ней бывших, а достальных
обратили в совершенное бегство по лесам и болотам. По сем, отрядя оба полки
преследовать бегущих, велел я оным отбить бывший у неприятеля обоз, что ими
исполнено с совершенным успехом. Неприятель был до тех пор гнат и бит,
покуда темнота ночи воспретила далее оного преследовать. Оставя на месте
сражения казачий полк и помянутой егерской батальон под начальством
господина подполковника и кавалера Маслова, сам возвратился с Софийским
карабинерным полком в лагерь при местечке Сельце. Сверх того, посыпанная
партия в двадцати егерях и двадцати казаках при одном офицере, возвратясь,
привели с собой взятых ею в плен одного капитана, одного хорунжего, попа,
несколько человек рядовых и четырнадцать подвод.
По уверению пленных неприятель имел в сем деле под начальством полковника
Липарского регулярной кавалерии и пехоты до четырехсот и более двух тысяч
косинеров и пикинеров, из коих побито по лесам и болотах до трехсот. В плен
взято нами один капитан и два хорунжих и двести пять человек разного звания,
барабанов два, кос и пик триста шестьдесят, топоров двадцать один и
шестьдесят три подводы с разным провиантом.
А следующий фрагмент приведен с единой целью - окончательно запутать
читателя, поскольку имеет отношение не к Ружанам а к подмосковным Рузам!
Разрядная книга 7125 года.
Лета 7125 года ...
<...>
Того же году Августа в… день, Государь Царь и Великий Князь Михайло
Федорович всеа Русии, по Литовским вестем, что
Литовские люди пришли под Дорогобуж и Дорогобуж осадили, указал в
Замосковских городех бояром и [98] воеводам збиратца с ратными людьми и быть
наготове и ждать Государева указу.
<...>
Дворян Московских 1 ч. жильцов 1 ч. дворян и детей боярских из городов,
которые ныне по домам:
Смолнян 491 ч. Вязмич 33 ч. Дорогобужан 12 ч. Ярославля болшова 392 ч.
Костромич 613 ч. Галичан 323 ч. Волочан 109 ч. Вологодцкаго Архиепископа
детей боярских 26 ч. атаманов и козаков Вологодцких помещиков 42 ч. атаманов
же и козаков Белозерских помещиков 24 ч. Пошехонцов 67 ч. Романовцов 62 ч.
Дмитровцов 63 ч. Кашинцов 99 ч. Углечан 70 ч. Бежецкаго верху 96 ч. Можаич
Белозерских и Вологодцких помещиков 90 ч. Волочан Белозерских помещиков 34
ч. Ружан Белозерских помещиков 45 ч. Звенигородцов Белозерских
помещиков 34 ч. Клинян 22 ч. Романовских Татар 160 ч. да дворяне же и дети
боярские ныне по службам а имяна их стольнику Князю Дмитрию Манстрюковичу
Черкаскому даны же.
13-га [лістапада]
прыехалі ў Зэльву, вёску пана старосты, што ляжыць на Русі, складаецца яна з
некалькіх паселішчаў.
17-га прыехалі ў Лапеніцу[27], вёску пана з
некалькімі паселішчамі.
25-га лістапада прыехалі ў Малую Зэльву, вёску
пана, называную так ад рэчкі.
30-га прывезлі нам лася, тура і дзіка,
упаляваных ужо па ад'ездзе пана.
2-га снежня выехалі паляваць на зайцоў; было
шмат пагоркаў, усе раз'ехаліся ў розныя бакі, каб падганяць зайцоў да лоўчых,
тады ж я, з волі лёсу, убіўся ў месца, поўнае снегу, адкуль не мог выбрацца,
круціўся там узад-уперад ды згубіў астатніх, якія ўжо кіраваліся да дому, і
адзін блукаў сярод пагоркаў. Выехаў да лесу, праз які ехаць не хацеў, урэшце
іншым шляхам дабраўся да нейкай вёскі, дзе не мог намовіць сялянаў, каб
паказалі мне дарогу; урэшце, з цяжкасцю па-польску ім патлумачыў, што абяцаю
грошы, калі яны мяне скіруюць, чаго яны рабіць не хацелі, пакуль я не
заплачу наперад. Я нічога з сабою не меў, дык у якасці платы даў пячатку і
срэбную манету, падараваную мне на развітанне Крыштафам Сульцэрам[28]; адно
тады мяне, ноччу, правёў нейкі стары. Калі я з'явіўся, то цешыліся і
віншавалі мяне, што я не забіты сялянамі.
13-га выехалі з Малой Зэльвы і прыбылі ў Вялікую
Зэльву, места князя маршалка Радзівіла[29], у адной мілі ад Малой Зэльвы.
14-га прыехалі ў места Масты, названае так ад
крытага маста праз раку Нёман, які вядзе да места. Заначавалі ў месцы
Ражанка[30], на двары лютаранскага біскупа[31], і там слугі пана
старосты біліся на кіях з слугамі маршалка за доступ да сена.
Места адлеглае на 6 міляў ад Вялікай Зэльвы.
16-га начавалі ў самотным заезным двары. На
начлег прынялі нас у вёсцы Руднікі, дзе адбываюцца каралеўскія паляванні.
Двор каралеўскі ўвесь з дрэва, з прыбітымі вакол галавамі туроў. Наўкруг яго
колькі дамкоў, збудаваных для сенатараў, бо тут часамі адбываюцца і нарады[32].
19-га прыехалі ў Вільню, сталіцу Літвы; тут пан
староста мае два дамы.
20-га слухаў дыспуты езуітаў аб дзесяці
запаведзях.
<...>
Примечания.
27. Лапеніца, мястэчка ў ваўкавыскім павеце (зараз вёска ў Ваўкавыскім раёне).
28. Магчыма, сын Сымона Сульцэра (Sulzer, 1508--1585), тэолага з Бэрна і
Базэля. Сульцэры вядомы ў Вінтэртуры ад пачатку ХІІІ ст.
29. Мікалай Крыштаф Радзівіл, называны “Сіроткаю” (1549--1616), брат
Альбрыхта і Станіслава (а таксама Юрыя), на той час (з 1569) надворны
маршалак Вялікага Княства Літоўскага, пасля земскі маршалак (1579), троцкі
кашталян (1586), троцкі ваявода (1590) і нарэшце віленскі ваявода (1604).
30. Ражанка над р. Тур'я. Зараз вёска ў Шчучынскім раёне.
31. Мікалай Пац гербу Газдава (к. 1527--1585), намінат на кіеўскае
біскупства (1557). Як прыхільнік Рэфармацыі, не дамагаўся папскай ухвалы,
неабходнай для атрымання біскупскага пасвячэння. У 1564 г. высунуты
Радзівіламі на жмудскае біскупства. У 1583 г. пастаўлены Стэфанам Баторым на
смаленскае кашталянства, г.зн. цывільную пасаду, чым і завяршыўся скандал
даўжынёю у чвэрць стагоддзя, калі пасаду каталіцкага біскупа займаў
пратэстант!
32. Тры невялічкія палацы з сасновых паляў, на месцы сціплага паляўнічага
павільёну, паставіў у Рудніках на рацэ Мерач (Троцкі павет; зараз у Літве)
Жыгімонт Стары ў 1511 г. Іх атачалі сажалкі і паркі. У агароджаны звярынец
можна было страляць нават з вокнаў. Непадалёку пабудавалі стайні ды
памяшканні для двара. Знаходзячыся на галоўным шляху з Вільні ў Варшаву (па
якім і праязджаў Вольф) зусім побач са сталіцай, Руднікі карысталіся вялікай
папулярнасцю сярод віленскай арыстакратыі як месца банкетаў і паляванняў.
Віленская брама, праз якую выходзіў “біты” шлях у Варшаву, называлася
Рудніцкай. Улетку 1573 г. у Рудніках адбыўся з'езд шляхты ВКЛ, на якім было
ўхваленае абранне каралём Генрыха Валуа, здзейсненае на элекцыйным сойме ў
Варшаве ў траўні 1573 г.
Перевод с польского на белорусский Алексея Круковского.
Сайт «История Беларуси IX – XVIII веков. Первоисточники»